Час истины. Тираноборчество по-русски
Историческая справкаТрадиция тираноборчества формировалась в эпоху ожесточенных столкновений папского Рима с королевскими династиями Европы. Представители светской власти посягали на прерогативы церкви, и в ответ такие авторитеты католичества, как Фома Аквинский и Иоанн Солеберийский в XII—XIII вв. обосновали правомерность убийства монархов. Без богословского обоснования было не обойтись: по господствовавшей концепции, покушение на жизнь миропомазанника — еще более тяжкое преступление, чем отцеубийство, поскольку монарх и члены его семьи признавались сакральными фигурами. Однако тирана, каковым считали узурпатора законной власти или, что чаще — вероотступника, церковь могла и лишать сакрального статуса, т. е. своей защиты. Доводы Фома Аквинский и Иоанн Солсберийский черпали преимущественно в сочинениях Платона, Аристотеля, Цицерона. Соответственно, традиция монархомахии, сложившаяся как результат глобального процесса усвоения феодальной Европой классической культуры и, в частности, римского права, была ориентирована на пример образцовых героев-тираноборцев античности: Гармодия и Аристогитона, Брута и Кассия. К XVI в. идея монархомахии становится необычайно актуальной: это своего рода реакция на укрепление европейского абсолютизма. Представители различных конфессий и политических течений — иезуиты Ж. Буше и Хуан де Мариана, пресвитерианин Дж. Нокс, известный публицист-гугенот, демонстративно избравший псевдоним «Юний Брут» (вероятно, Дюплесси-Морней, соратник Генриха IV), и многие другие соглашаются, что убийство тирана не есть преступление. Следовательно, казнящий нарушителя законов божественных, человеческих и естественных — отнюдь не убийца, а страж законности, защитник справедливости. В русской литературной традиции идея тираноборчества наиболее отчетливо выражена в пушкинском стихотворении «Кинжал» (1821). Не случайно эти стихи сопутствовали тексту присяги декабристов «Общества соединенных славян», клятвой на образе подтвердивших свою готовность к цареубийству. «Кинжал» куда более радикален, чем, например, хрестоматийная «Вольность» (1817), где поэт всего лишь предупреждал, что нарушение монархами contract social, общественного договора, пагубно в равной мере для обеих сторон — власти и общества: Владыки! вам венец и трон Дает закон — а не природа; Стоите выше вы народа, Но вечный выше вас закон. И горе, горе племенам, Где дремлет он неосторожно, Где иль народу иль царям Змоном властвовать возможно! Три года спустя Пушкин уже требовал казни властителей, тиранически попирающих законы и традиции. Аналитическое рассмотрение проблемы заменилось прямой угрозой.i Смотрите все серии Терроризм в России. Цикл передач "Час истины".
|