загрузка...

Парниковая катастрофа

  • 03.07.2010 / Просмотров: 10543
    //Тэги: Гордон   климат  

    В последнее время разговоры о погоде все больше напоминают сводки с линии фронта. Количество жертв одних только наводнений в когда-то благополучной Европе исчисляется сотнями человек, а ущерб от разрушений десятками миллиардов долларов. Что это? Гигантская флуктуация капризной погоды или первые признаки надвигающейся климатической катастрофы? О том, как и почему меняется климат Земли, об истории вопроса и современных научных взглядах на проблему "парниковой катастрофы", - физики Владимир Липунов и Алексей Карнаухов.







загрузка...

Для хранения и проигрывания видео используется сторонний видеохостинг, в основном rutube.ru. Поэтому администрация сайта не может контролировать скорость его работы и рекламу в видео. Если у вас тормозит онлайн-видео, нажмите паузу, дождитесь, пока серая полоска загрузки содержимого уедет на некоторое расстояние вправо, после чего нажмите "старт". У вас начнётся проигрывание уже скачанного куска видео. Подробнее

Если вам пишется, что видео заблокировано, кликните по ролику - вы попадёте на сайт видеохостинга, где сможете посмотреть этот же ролик. Если вам пишется что ролик удалён, напишите нам в комментариях об этом.


Участники


Карнаухов Алексей Валерьевич – кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Института биофизики клетки РАН
Владимир Михайлович Липунов - астрофизик, доктор физико-математических наук, профессор Государственного астрономического института им. Штернберга, главный редактор журнала «Русский переплет»

Расшифровка передачи


Алексей Карнаухов. Опасность Парниковой катастрофы и ее отличие от того, что сегодня принято называть «глобальным потеплением», во-первых, заключается в том, что Парниковая катастрофа может на самом деле уничтожить жизнь на Земле. В этом, собственно говоря, и есть главное отличие.
Александр Гордон. Поэтому она — катастрофа.
Алексей Карнаухов. Поэтому она — катастрофа. Хотя, когда этоттермин появился в моих первых публикациях, я под катастрофой понимал необратимый переход в иное метаста-бильное состояние климатической системы, то есть вкладывал математический смысл в этот термин. Однако по мере того как я продолжал работу над этой темой, становилось все более и более очевидно, что на самом деле этот переход мало того что, по-видимому, необратим, может еще и на самом деле иметь совершенно катастрофические, уже в обыденном понимании этого слова, последствия. То есть попросту уничтожить жизнь на Земле.
Александр Гордон. Я хочу просто для усугубления драматического эффекта, раз уж вы начали с этой расширенной темы, еще и уточнить сроки. Если это катастрофа, то сколько до нее?
Алексей Карнаухов. Мы назовем обязательно эту цифру. Это, собственно, планировалось четвертым пунктом моего сегодняшнего...
Александр Гордон. Простите, что влез.
Алексей Карнаухов. ... выступления. Впрочем, может быть, и стоит сказать об этом сейчас. В принципе, необратимые изменения климата могут привести к уничтожению жизни уже в исторически обозримое время. Где-то лет двести-триста. Это вовсе не означает, впрочем, что до этого мы будем жить спокойно. До этого нас ждут катастрофы меньшего порядка, которые будут сильно портить нам нервы, и, возможно, приведут к большим человеческим жертвам. Но Парниковая катастрофа — это именно тотальное уничтожение жизни на Земле. И все-таки мне хотелось бы вернуться к намеченному плану.
Итак, во-первых, существуют исторические предпосылки: биосфера Земли, которая в течение последних сотен миллионов лет убирала углекислый газ из атмосферы и поддерживала таким образом стабильность климатической системы, в настоящий момент не справляется с тем техногенным выбросом СО2, который производит человечество.
Во-вторых, в природе существуют источники СО2, потенциально гораздо более опасные, чем даже наш техногенный выброс. То есть, на каком-то этапе могут включиться положительные обратные связи, которые существуют на нашей планете. И эти положительные обратные связи сделают изменение климата на нашей планете необратимым.
В-третьих, предельные изменения температуры на нашей планете могут составить несколько сотен градусов. И климат будет меняться примерно по такому же сценарию, как он изменился в свое время на Венере, на которой, по мнению планетологов, когда-то были нормальные океаны. Они потом испарились, и теперь температура там составляет 500 градусов Цельсия. И на нашей Земле температура может подняться на несколько сотен градусов.
В-четвертых, данные климатические изменения могут произойти уже в ближайшие 200-300 лет.
Александр Гордон. Алексей обрисовал тему нашей сегодняшней передачи. Вы в какой позиции относитесь к его утверждению?
Владимир Липунов. Ну, я уже знаком с этой концепцией и достаточно много думал о ней. И хотел бы разделить как бы два вопроса. Первое — насколько достоверной является эта концепция, и второй вопрос очень простой: что делать...
Александр Гордон. Если эта концепция достоверна?
Владимир Липунов. Да, если эта концепция достоверна. Но здесь следует сразу договориться — мы выступаем от лица науки, хотя мы — одни из представителей ее. Возможны несколько точек зрения на ту или иную проблему. В любом случае, наука обладает неким относительным знанием. Но честность ученого заставляет всегда говорить о той ситуации, которая есть в настоящий момент.
Вообще, есть два класса проблем. Есть проблемы как бы мало значительные, и есть проблемы, которые мы обойти не можем. Вот Алексей Валерьевич сейчас и говорил о проблеме глобальной. Ясно, что она касается всех живущих на Земле. Поэтому, если даже вероятность того, что его правота равна десяти процентам, мы обязаны быть в курсе.
Как-то один известный ученый сказал, что важность научной работы определяется вероятностью ее достоверности, помноженной на важность ее последствий. Вот тут произведение оказывается очень большим. Поэтому меня лично очень интересует эта проблема, и особенно она интересует меня как астрофизика.
Дело в том, что в астрофизике проблема судьбы цивилизации — это одна из интереснейших, и важнейших, и старинных проблем. Все знают о проблеме множественности миров. Эта проблема со времен Джордано Бруно, так сказать, всем хорошо известна. Но сейчас мы как бы смотрим на нее немного другими глазами. Мы являемся жителями некоего золотого века. «Золотого» в смысле научно-технической революции. Мы прожили последние три-четыре столетия, находясь в атмосфере постоянных открытий — открытия новых технологий, новых средств. Вообще надо сказать, что человечество в том количестве, которое мы сейчас наблюдаем, живо только благодаря науке. Но в то же время вырисовываются какие-то странные вещи.
Последние 300-400 лет экономический потенциал земной цивилизации, а эту цивилизацию мы обязаны называть сейчас технологической цивилизацией, растет экспоненциально быстро. Но я, как астроном, должен сказать, что трис-та-четыреста лет для Вселенной — это безумно мелкие сроки, очень маленькие сроки. Вселенная существует 10 миллиардов лет. И поэтому то, что мы называем научно-технической революцией, это совершенно мгновенный эпизод. Отсюда возникает очень важная вещь следующего плана. Представьте себе другую цивилизацию, которая родилась лет, скажем, на 10 тысяч раньше, чем наша. Повторяю, что десять тысяч лет в масштабах нашей Вселенной, это тоже совершенно мелкие сроки, — мы должны сравнивать с миллиардами лет. И тогда мы должны признать, что должны быть цивилизации, которые опережают нас в технологическом смысле на 10 тысяч лет. Но почему мы их тогда не видим? Этот вопрос волновал многие умы человечества.
В недавнюю эпоху известный советский астрофизик Иосиф Шкловский пришел к весьма неутешительному выводу, что отсутствие во Вселенной цивилизации, которая опережает нас (слегка — в масштабах Вселенной, но в масштабах человечества — довольно сильно), — отсутствие такой цивилизации говорит о какой-то страшной вещи: либо мы единственные во Вселенной, либо цивилизации не переживают технологической эпохи. То есть они гибнут. Но и тут, я бы сказал, есть два подпункта, есть более оптимистический и менее оптимистический. Вот менее оптимистический — это гибель полная, и в этом пункте как раз одной из причин такой гибели вполне может быть катастрофа, о которой говорит Алексей Валерьевич. А вторая — это просто изменение всего статуса цивилизации. Она перестает быть технологической.
Александр Гордон. То есть откат назад...
Владимир Липунов. Она замолкает. Она впадает в некое средневековье. Ведь был период в развитии человечества, когда науки, как говорится, топтались на месте. Мы знаем, тысячелетие — со времен Аристотеля до эпохи Возрождения — не было практически новых естественнонаучных открытий, идей и так далее. Но хорошо, это было в прошлом, и это было тысячу лет. Но представьте себе средневековье в
миллионы лет. Наука устроена таким образом, что она пытается уйти от антропоцентрической точки. Если мы будем стоять на научной точке зрения, то есть, считать Вселенную одинаковой во всех ее проявлениях и нашу жизнь в этом смысле — не уникальной, то существует возможность возникновения жизни во Вселенной, которая, по-нашему мнению, однородна и изотропна. Зарождение жизни возможно в любой галактике, а галактик во Вселенной — миллиарды. И мы, как ученые, все-таки должны признать точку зрения, констатировать, что да, жизнь возникает у других звезд, на других планетах, в других галактиках, но по каким-то причинам эта жизнь не переживает технологическую эру.
Александр Гордон. Давайте об одной из возможных причин и поговорим.
Алексей Карнаухов. Да, собственно говоря, Парниковая катастрофа — одна из возможных причин того, что цивилизации гибнут. Впрочем, я оптимист. Мне кажется, что у нашей цивилизации есть уникальный шанс пережить эту катастрофу. Но прежде чем пережить эту катастрофу и прежде чем предпринимать какие-то меры, надо как следует разобраться, что это такое и почему это может произойти. Иллюстрации могут дать наглядное представление. Вот, к примеру, карбоновый (углеродный) цикл. Он иллюстрирует первое мое утверждение о том, что природа не в состоянии поглотить весь тот углекислый газ, который наша цивилизация выделяет в атмосферу.
На самом деле это достаточно нетривиальная точка зрения, потому что до сих пор остается широко распространенным мнение, что «леса — легкие планеты». Если мы посмотрим на картину переходов углерода между отдельными геосферами нашей Земли и на интенсивности, с которыми осуществляются эти переходы, мы можем увидеть следующее... (Рис. 1).
Обратите внимание. Сжигание топлива — пять гигатонн в год. Мы действительно сжигаем уголь, нефть, и в результате этого пять гигатонн углерода (в виде СО2) каждый год попадают в атмосферу. Если сравнить эту величину с величиной, например, фотосинтеза, то есть с тем количеством углекислого газа, которое растения, леса, скажем, используют для синтеза биомассы, то мы видим, что техногенный выброс почти в десять раз меньше, чем величина фотосинтеза. Это по 50 гигатонн в год. Казалось бы, если фотосинтез в десять раз более интенсивен, чем сжигание топлива, а небольшое повышение температуры на нашей планете, увеличение концентрации углекислого газа ускорит процесс фотосинтеза, то соответствующее поглощение СО2 будет уже не 50 гигатонн, а 55. И проблема решена.

Собственно, такое мнение было достаточно распространено. Да и сейчас многие так считают. Но здесь, к сожалению, упускается одна очень важная деталь. Дело в том, что вся биомасса, которая синтезируется растениями, представляет собой пищу для животных и микроорганизмов. А когда животные и микроорганизмы потребляют пищу, они осуществляют в недрах своего организма обратный процесс. Они превращают биомассу в углекислый газ. И вот если посмотреть внимательно, то окажется, что на самом деле процесс фотосинтеза, процесс усвоения биосферой углекислого газа из атмосферы и процессы дыхания почти полностью компенсируют друг друга. А если учесть еще и лесные пожары, то можно сказать, что практически полностью компенсируют.
Лишь только те растения, попадая в бескислородную среду, где они не могут быть съедены животными и микроорганизмами, в конце концов, и откладываются в виде карбона-тосодержащих запасов торфа, угля, нефти, газа и других видов минерального топлива, такого как горючие сланцы и так далее.
Величина подобного долговременного захоронения СО2 тоже хорошо известна. Она приведена на картинке (Рис.1) и составляет около одной сотой гигатонны. Одна сотая гига-тонны!
Если сравнить уже эту величину с величиной поступления СО2 в атмосферу в результате сжигания топлива, то мы видим, что процесс накопления органического топлива в сотни раз менее интенсивен, чем процессы техногенного сжигания.
Впрочем, есть и более интенсивный процесс поглощения биосферой углекислого газа. Он происходит в морях и океанах. Данный процесс не связан напрямую с фотосинтезом, а связан с образованием карбонатовых чехлов морскими животными. Это кораллы и фарминиферы (такие одноклеточные животные, которые живут в океане). Это раковины моллюсков и так далее. Здесь речь идет уже о величине порядка 0.1 гигатонны. Но всё равно, это в 50 раз меньше, чем сжигание топлива.
И это практически единственные процессы на нашей планете, которые на самом деле сопровождаются долговременным извлечением углекислого газа из атмосферы! Мы видим, что сжигание топлива в 50 раз больше. Конечно, мы можем ожидать, что интенсивность этих процессов могла бы возрасти, в принципе, при повышении температуры, но не в 50 же раз!
Больше того, интенсивность долговременного извлечения С02 из атмосферы последнее время не только не увеличивается, но наоборот, снижается. Это достаточно хорошо известный процесс. За последние сто лет примерно половина болот осушена, а сейчас в морях и океанах повсеместно наблюдается гибель коралловых рифов. Биосистемы в открытом океане тоже разрушаются.
Таким образом, мы видим, что даже несмотря на то, что возможности биосферы и так в 50 раз меньше, они еще дополнительно уменьшаются в результате антропогенного разрушения соответствующих биосистем. Таким образом, накопление углекислого газа в атмосфере, которое происходит в результате техногенного сжигания топлива, само собой в результате какой-то компенсаторной реакции биосферы, каких-то компенсаторных реакций биосистем не остановится.
Это достаточно простая картинка (Рис. 1), достаточно простая точка зрения. Она была опубликована еще в 94-м году. Сейчас она уже вошла в учебники, по крайней мере в наши, российские учебники. И, как мне недавно написал мой коллега из Америки, в Америке понимание этого факта уже достигнуто большинством ученых. Но, тем не менее, еще достаточно широко распространена и такая точка зрения, что леса — легкие планеты, и в общем...
Александр Гордон. То есть легкие планеты все-таки болота или океан?
Алексей Карнаухов. И океаны, и болота. Если посмотреть еще раз на рисунок (Рис. 1), на котором представлен кар-боновый цикл, мы видим, что основное количество связанного углекислого газа находится у нас в виде минеральных видов топлива (это уголь и нефть) и известняков. Все эти минералы являются минералами биогенного происхождения. Они продуцированы живыми существами. Других процессов подобных масштабов практически нет на Земле.
Александр Гордон. Но сразу возникает вот такой вопрос: в каких абсолютных цифрах оценивается этот излишек сегодня и к чему приведет его рост в ближайшем, в обозримом будущем?
Алексей Карнаухов. Вы имеете в виду те пять гигатонн, о которых я говорил?
Александр Гордон. То есть цифра-то большая, а что она значит?
Алексей Карнаухов. Здесь, конечно, важны процентные отношения. Ну, скажем, так. За последние 200 лет концентрация углекислого газа в атмосфере возросла на 30%. Много это или мало, мы потом ещё посмотрим, ещё несколько картинок у меня заготовлено. Мы увидим, что изменение температуры при переходе от ледниковых периодов к межлед-никовью характеризовалось изменением концентрации углекислого газа примерно на те же 30%, которые мы наблюдаем сегодня, только в прошлом оно изменялось в сторону уменьшения. То есть, если такой базовый доиндустриальный уровень концентрации углекислого газа составлял 280 промилле (это 280 частей на миллион), а во времена ледниковых периодов концентрация углекислого газа едва достигала 200 промилле, то сегодня концентрация углекислого газа составляет более 360 промилле. И такой высокой концентрации СО2 за последние полмиллиона лет на Земле никогда не было. В принципе, изменение температуры, которая соответствует этой концентрации, изменение этой концентрации должно было бы составить уже сегодня 10 градусов. То есть... Александр Гордон. А вместо этого? Алексей Карнаухов. А сегодня мы видим пока увеличение среднепланетарной температуры Земли где-то от одного до полутора градуса по разным оценкам.
Александр Гордон. Да, да. А с чем это связано, почему это меньше в десять раз?
Алексей Карнаухов. Это связано с огромной тепловой инерцией климатической системы. Ну, даже если вы чайник поставите на плитку, то он у вас сразу не закипит. Земля —
это очень большой чайник, простите за такое кощунство Даже, я бы сказал, не просто чайник, а такой огромный термос, потому что Земля висит в космосе, а космос, окружающий Землю, это вакуум. И поэтму нагрев происходит на самом деле очень долго. И еслли корректно учесть тепловую инерцию климатической системы, у вас не будет никакого расхождения, и вы получите, что действительно в настоящий момент стабильность климатической системы Земли в значительной степени определяемся именно тепловой инерцией. Если бы не тепловая инерция, то уже сегодняшнего уровня СО2 было бы достаточно, чтобы температура Земли повысилась бы на 10 градусов.
Владимир Липунов. Я бы котел сейчас вернуться к тому, что вы упомянули Венеру. Привода поставила уникальный эксперимент в нашей солнечной системе. В солнечной системе приготовлено две одинаковых планеты, абсолютно одинакового диаметра, абсолютно одинаковой массы (есть различия, сейчас мы о них говорить не будем, они абсолютно мелкие). И эти две планеты называются Земля и Венера. Одна из них находится на расстоянии 150 миллионов километров, другая — в полтора раза ближе. Вот и вся разница. Давайте мысленно Землю и Венеру поменяем местами. Тогда произойдет очень интересная вещь — температура на Земле возрастет всего лишь на 20%. А космические эксперименты, в которых в своё время участвовал Советский Союз, показали, что температура на Венере в 2,5 раза выше, чем на Земле.
Александр Гордон. И на 20% — это она составит от....
Владимир Липунов. Ну, она составит...
Алексей Карнаухов. 50 градусов где-то.
Владимир Липунов. Ну, где-то, да....
Александр Гордон. То есть в 10 раз меньше, чем сейчас.
Владимир Липунов. Да. Температура Земли в шкале Кельвина — 300 градусов, соответственно градусов на 50-60 она была бы повыше, а реально на Венере температура более 700 градусов (по Кельвину). О чем говорит этот факт? Природа осуществила уникальный эксперимент: она передвинула одну из планет чуть поближе к Солнцу, и система перешла в принципиально другое устойчивое состояние, с огромной температурой, совершенно не приспособленной ни для какой жизни средой и атмосферой.
Планетарный климат описывается системой сложных нелинейных дифференциальных уравнений с огромным количеством обратных связей, а всякая такая система, как это известно из теории катастроф, имеет особые состояния, среди которых есть устойчивые, так называемые метастабильные состояния, и состояния неустойчивого равновесия, которые называют точками бифуркации. При этом, переход из одного квази-устойчивого состояния, например, Земного типа с температурой 15 градусов Цельсия, в другое — состояние Венеры с температурой 250-300 градусов — происходит, как правило, скачкообразно через промежуточную точку бифуркации необратимым образом. Это собственно и называется катастрофой.
Алексей Карнаухов. В первых своих публикациях я использовал термин «парниковая катастрофа» именно в математическом смысле этого слова, то есть как переход из одного метастабильного состояния в другое. Александр Гордон. Скачкообразный? Алексей Карнаухов. Ну, не скачкообразный, а, скажем так, необратимый. Он может быть растянутым во времени, иметь некие временные параметры перехода, то есть это может быть не мгновенный переход. Потому что всё-таки инерция климатической системы довольно большая. Но, тем не менее, он будет...
Владимир Липунов. Но это какую шкалу брать. В астрономическом масштабе времени — переход можно считать мгновенным.
Алексей Карнаухов. Вы знаете, когда я начинал заниматься этими вопросами, мне казалось, что подобный переход может происходить в течение, ну, скажем, миллионов лет. Потому что мы уже говорили о том, что сотни, тысячи лет в геологических, а уж тем более в астрономических масштабах времён — это вообще мгновенный переход, это вообще ничто. Поэтому в своих первых публикациях я не акцентировал на этом внимания — я действительно думал, что это сотни тысяч, миллионы лет, и у меня не было ощущения опасности.
Лишь только тогда, когда мне удалось математически строго описать основные процессы, которые происходят во время подобного перехода, построить аналитическую модель климата, и когда у меня получились реальные цифры — 100 градусов за 300 лет, вот тогда я понял, что это катастрофа — уже не в математическом смысле этого слова, а в самом обычном, житейском.
Владимир Липунов. Ну, тут, может быть, ещё важно подчеркнуть, что всё-таки лучше говорить не о подробной теории, а о модели, я бы её назвал моделью. Модель Карнаухова напоминает феноменологические модели. Точная теория, ну, вы знаете, вот Гидрометцентр сообщает, а погода совсем другая. Вот вам типичный пример того, что может сейчас точная теория предсказать на день, на два, три вперед. А что можно предсказать на 100 лет вперед?
Просчитать климат на несколько сот лет вперед — это гигантская, труднейшая задача. Существует подробное описание дифференциальных уравнений, есть суперкомпьютеры, но задача не решается. А очень простая модель, феноменологическая модель может помочь. В своё время Ландау придумал модель сверхтекучести. Явление сверхтекучести было теоретически непонятным, и Ландау придумал феноменологическую модель, довольно простую гидродинамику с простыми уравнениями. И она работала, она объясняла наблюдаемые факты. Но она не была детальной теорией, детальная теория появилась только через несколько десятков лет.
Александр Гордон. Я понимаю, что мы говорим о модели.
Владимир Липунов. Вот. И эта модель имеет одно достоинство — она, например, правильно описывает температуру Земли и Венеры. То есть, это как раз естественный эксперимент, осуществленный в солнечной системе.
Александр Гордон. Что дает возможность точных предсказаний...
Владимир Липунов. Да, даёт.....
Александр Гордон. ...наблюдаемых явлений.
Владимир Липунов. Явлений, да. Но она, конечно, должна проверяться.
Алексей Карнаухов. Я должен сказать одну вещь. Вы затронули очень важную тему. Дело в том, что степень подробности должна быть адекватна. Например, вы можете тот же самый чайник, который стоит на плите, попытаться описать, ну, скажем так, очень детально, очень подробно, описав каждый пузырек, который пытается отделиться от донышка и всплыть к поверхности, понимаете.
Александр Гордон. Это важно знать, просто закипит или не закипит.
Алексей Карнаухов. Закипит, и сколько времени, через какое время он закипит. И эту задачу можно решить на уровне седьмого класса. А полное описание чайника, подробное, со всем, со всем многообразием поведения жидкости, которая там, в этом чайнике...
Александр Гордон. Оно не под силу.
Алексей Карнаухов. Оно не под силу никакому суперкомпьютеру.
Александр Гордон. Но давайте всё-таки к вашей модели, да.
Алексей Карнаухов. Да. Но давайте я, может быть, следующий рисунок покажу.
Александр Гордон. Да, да, да, конечно, я хотел это.
Алексей Карнаухов. Потому что утверждение о необратимости — это второй пункт, о котором я хотел сегодня рассказать. То есть мы уже показали, что мощность биосферы абсолютно недостаточна, чтобы поглотить техногенный выброс СО2. Но сейчас я хотел бы показать ещё более опасную вещь. Дело в том, что сегодня широко распространена такая иллюзия, что мы всегда сможем остановиться. Действительно, в настоящий момент вопрос о причинах современного изменения климата еще дискутируется, но даже те ученые, которые не сомневаются в антропогенной природе нынешних климатических изменений, зачастую находятся в плену этой иллюзии. Они думают, что кактолько большинство населения Земли осознает опасность изменения климата, и будут резко сокращены (или прекращены) добыча нефти, сжигание угля, то глобальное повышение температуры остановится. Так вот вторым очень важным пунктом того, о чём я сегодня хотел рассказать, является то, что мы в какой-то момент можем и не суметь остановить глобальное потепление. Давайте обратимся к схеме (Рис. 2).
Александр Гордон. Да, да, да.
Алексей Карнаухов. Здесь изображена сильно упрощенная причинно-следственная диаграмма парниковой катастрофы. Как правило, парниковым эффектом или глобальным потеплением принято называть такую последовательность событий. Там есть человеческая фигурка у нас слева, и есть такой квадратик, который называется «техногенный выброс СО2».

Вот мы выбрасываем СО2 в атмосферу. Эти сплошные черные стрелки означают прямое действие, активирующее, а пунктирная — тормозящее. Так вот, техногенный выброс приводит к тому, что растет концентрация СО2 в атмосфере, в результате чего растет средняя температура Земли, и это то, что в общем все знают и комментировать, может быть, излишне.
Но в климатической системе существует также ряд положительных и отрицательных обратных связей. Вот здесь (Рис. 2) изображены три таких обратных связи: одна из них отрицательная, та, которая действовала в течение миллионов лет и предохраняла климатическую систему Земли от нарушения её стабильности.
Как же работает эта отрицательная обратная связь, и что происходит в результате роста средней температуры Земли? В результате роста средней температуры Земли происходит увлажнение климата, растет площадь болот, количество образующегося торфа увеличивается и соответственно рост концентрации углекислого газа в атмосфере несколько притормаживается, приостанавливается. Увеличивается площадь тропических морей, увеличивается количество кораллов, формениферового планктона, моллюсков, что тоже приводит ктому, что скорость изъятия СО2 из атмосферы увеличивается, и таким образом система стабилизируется.
Александр Гордон. Компенсирует, да.
Алексей Карнаухов. Там ещё показана роль человека, который нарушил сегодня действие этой отрицательной обратной связи. Можно сказать, что её практически сегодня нет. Потому что площадь болот определяется сегодня не влажностью — влажный климат на Земле или не влажный, а тем, какое количество болот...
Александр Гордон. Хозяйственной деятельностью.
Алексей Карнаухов. Хозяйственной деятельностью, да. Поэтому этой обратной связи сегодня практически нет. В результате слишком быстрого глобального потепления и загрязнения океана сейчас гибнет огромное количество кораллов, и есть подозрение, что и та обратная связь, которая работала в тропических морях, сегодня тоже не действует. А вот положительные обратные связи, они остаются.
Например, наиболее очевидная, которая широко сейчас обсуждается, но которая математически строго, по-видимому, всё-таки впервые была описана в моих работах. Это положительная обратная связь, обусловленная ростом концентрации паров воды.
Дело в том, что углекислый газ — не единственный парниковый газ в атмосфере Земли. Следует отметить, что самым, скажем так, мощным парниковым газом являются пары воды. Но количество паров воды в атмосфере прежде всего зависит от температуры окружающего воздуха. Чем выше температура, тем больше воды содержит в себе воздух. Это хорошо всем известно, и, например, в Сахаре воды в атмосфере, в одном кубическом метре, может быть больше, чем даже в самый туманный и промозглый день где-нибудь на полюсе. Просто потому, что горячий воздух может «удерживать» в себе значительно большее количество паров воды. Таким образом, повышение температуры приводит к тому, что количество паров воды в атмосфере увеличивается, и парниковый эффект увеличивается ещё больше. Снова повышается температура — снова и снова это приводит к увеличению количества паров воды, и т.д.
Ситуация с такой положительной обратной связью сильно напоминает ситуацию, сложившуюся в свое время в квантовой электродинамике, при описании «шубы» из виртуальных частиц. Речь идет вот о чем: когда летит электрон, он излучает виртуальный фотон; этот виртуальный фотон рождает виртуальную электронно-позитронную пару; они, в свою очередь, снова излучают виртуальные фотоны... и описать эти процессы было очень сложно, до тех пор пока не была придумана так называемая ренорм-группа для калибровоч-но-инвариантных полей. Эта группа позволила достаточно легко описывать целый класс таких калибровочно-инвариан-тных теорий.
Мне тоже удалось найти определенную группу симметрии в уравнениях, которые описывают климатическую систему с учетом положительной обратной связи «температура — пары воды». И, немного забегая вперёд, можно сказать, что учёт этой связи приводит к своеобразной перенормировке коэффициента климатической чувствительности, который оказывается значительно выше, чем без учета этой связи.
Ну, а теперь самая главная положительная обратная связь или класс положительных обратных связей, которые могут сделать необратимым повышение температуры на нашей планете. Вот смотрите (Рис. 2), например, рост средней температуры Земли будет приводить к росту температуры океанической воды — достаточно очевидное следствие. В свою очередь, рост температуры океанической воды приведет к тому, что растворимость углекислого газа в океанической воде будет снижаться. Это тоже достаточно хорошо известный эффект, его ещё называют «эффектом шампанского». Если у вас бутылка с шампанским холодная, то растворимость углекислого газа хорошая, и когда вы её открываете, то газ активно не выделяется.
Александр Гордон. Ну, да, стоит нагреть, как пробка...
Алексей Карнаухов. Да, ну а если вы поставите бутылку с шампанским на солнышко, то картина будет совершенно другая. В океане в настоящий момент находится в 60 раз больше углекислого газа, чем в атмосфере. В принципе, значительная часть этого углекислого газа может в результате подобного процесса оказаться в атмосфере.
Александр Гордон. Что, естественно, приведет к росту концентрации, к росту средней температуры, и пойдет...
Алексей Карнаухов. Да, кстати, одну из подобных положительных обратных связей вы рассматривали в одной из передач. Я помню передачу, где вы обсуждали проблемы климата с академиком Голицыным. Тогда речь шла о подобной положительной обратной связи, обусловленной «размора-
живанием» вечной мерзлоты. Потому что в вечной мерзлоте тоже запасено достаточно большое количество органики. Когда вечная мерзлота тает в результате повышения температуры Земли, то органика, которая в замороженном состоянии была недоступна для разложения микроорганизмами, становится пищей для них.
Александр Гордон. Выделяет метан в процессе...
Алексей Карнаухов. Выделяет метан, выделяет СО2, и у вас снова растет парниковый эффект.
Александр Гордон. Но здесь есть вопрос: не приведет ли таяние вечной мерзлоты к образованию достаточно больших площадей болот, которые могут выполнять компенсаторную функцию.
Алексей Карнаухов. На самом деле, когда-то в прошлом так именно и происходило. Образовывались новые болота, эти болота связывали углекислый газ, и система стабилизировалась. Что будет сейчас с учетом нашей хозяйственной деятельности? Я думаю, что здесь всё зависит от той политики, которую мы будем проводить.
Александр Гордон. Я хочу вам напомнить, что у нас 60% нашей территории занимает вечная мерзлота. Поэтому, если подтает и превратится в болото, никакая хозяйственная деятельность современного государства российского...
Алексей Карнаухов. Не сможет...
Александр Гордон.... не сможет осушить такого количества болот.
Алексей Карнаухов. Ну, во-первых, не вся вечная мерзлота, по-видимому, будет превращаться в болото. Сейчас, например, значительная часть вечной мерзлоты покрыта лесами.
Александр Гордон. Да.
Алексей Карнаухов. Впрочем, это, наверное, неплохо, если некоторая часть превратится в болото. Более того, по некоторым данным, сейчас происходит подъем уровня грунтовых вод, даже не в зоне вечной мерзлоты, в Сибири, например, который приводит к росту болот. То есть процесс заболачивания, на самом деле, имеет место быть. Другое дело, что...
Александр Гордон. Насколько эффективным он окажется в этой ситуации.
Алексей Карнаухов. Да, насколько он будет эффективным. Потому что сейчас в связи с кризисом количество болот, может быть, на территории России и увеличивается. Но в это же время в Индонезии идёт активное осушение болот, и на этих территориях возникают новые банановые плантации.
Александр Гордон. Да, и мы всё время говорим о России, так сказать, предполагая, что она как бы спасет человечество заболачиванием. Но огромная часть Земли сейчас совершенно оцивилизована, и никаких болот там не предвидится, это я так понимаю.
Алексей Карнаухов. Я боюсь, что развитие реформ и рост благосостояния в нашей стране приведет к тому, что мы тоже активно станем «бороться» с процессами заболачивания.
Александр Гордон. Итак, потепление, по этой схеме понятно, начинает накачивать само себя.
Алексей Карнаухов. Да. Но не сразу, а в один прекрасный или ужасный момент, когда мы преодолеем некоторый определенный порог. А вот где этот порог?
Александр Гордон. А вами, вами посчитан этот порог, нет?
Алексей Карнаухов. Вы знаете, рассчитать этот порог на самом деле весьма сложно. Поэтому ни мной, ни кем-либо ещё в настоящий момент такой порог не посчитан.
Александр Гордон. Но может быть, мы уже прошли его?
Алексей Карнаухов. Совершенно...
Александр Гордон. Вот это самое страшное, на самом деле.
Алексей Карнаухов. Это на самом деле самое страшное, что мы даже не знаем, пройден ли он.
Александр Гордон. Это вполне реальная вещь. Наступает момент, когда уже никакие действия просто не помогут.
Алексей Карнаухов. Точка невозврата называется.
Александр Гордон. Да.
Алексей Карнаухов. Но я хочу сказать, что мы сегодня представляем собой уже не просто биосферу. Всё-таки человек — это разумное существо. В наших руках сегодня есть другие возможности по стабилизации климата, нежели существовали у биосферы в течение предыдущих миллионов лет. И если матушка-природа уже не сможет, скажем так, взять в свои руки этот процесс возврата в исходное, климатически устойчивое состояние, то не исключено, что человек сможет это сделать. Я в общем-то — оптимист. Я верю в то, что мы действительно, в конце концов, осознаем опасность будущих климатических изменений, сумеем предпринять определенные усилия и вернуть ситуацию под контроль.
Александр Гордон. Интересно, у нас есть какой-нибудь арсенал средств для этого? Есть что-то, что может в глобальном масштабе связать СО2?
Алексей Карнаухов. Я думаю, что да. То есть в принципе, проводя определенную политику в области энергетики, в области химии, в некоторых других областях, мы можем в определенных пределах регулировать количество углекислого газа в атмосфере. К примеру, если мы просто в массовом порядке будем хоронить наш мусор, который производит человеческая цивилизация, таким образом, чтобы он не окислялся. Дело в том, что мусор содержит в себе довольно много связанного углерода, поэтому — это один из способов позитивного воздействия на баланс углерода в атмосфере.
Александр Гордон. Ну, пока, хороня этот мусор, я знаю, что мы добываем метан или просто сжигаем его, превращая в СО2.
Алексей Карнаухов. Пока эти процессы не учитываются. Пока опасность ещё полностью не осознана.
Александр Гордон. Хорошо. Давайте пойдем дальше. У нас не так много времени.
Алексей Карнаухов. Хорошо. Практически два пункта мы уже обсудили. Теперь, может быть, следует подробнее остановиться на третьем пункте. Итак, мне удалось построить математическую модель, которая аналитически устанавливает связь между концентрацией углекислого газа и температурой в виде достаточно простой формулы. Простой способ проверить эту формулу — это проанализировать, а что было бы на Земле, если бы мы подставили в эту формулу концентрацию, которая соответствует концентрации СО2 на Венере. Вот первое, что я сделал. И получил почти точно ту температуру, которая в настоящий момент наблюдается на Венере. И это — первая, самая грубая проверка. Но, правда, можно возразить, что одно дело — Венера, она всё-таки чуть ближе к Солнцу, там воды меньше, там всё-таки некоторые отличия есть. А вот нельзя ли на Земле проверить? Оказывается, можно. Если посмотреть на следующий рисунок (Рис. 3) — там показаны палеоклиматические данные, полученные в результате бурения льда в Антарктиде. По существу, лёд Антарктиды является летописью климата Земли. У вас, кстати, выступал академик Котляков...
Александр Гордон. Подробно говорили об этом, да.
Алексей Карнаухов. ... в передаче, и вы, наверное, об этом знаете. Посмотрим на рисунок (Рис. 3). На самом деле изменение климата с течением времени выглядит примерно таким образом. Внизу отложен возраст в тысячах лет определенных слоев ледника, и мы видим три группы кривых. Верхняя кривая показывает изменение углекислого газа на протяжении последних почти полумиллиона лет. Вторая кривая описывает изменение температуры. Мы видим, что изменение концентрации углекислого газа от 200 промилле до 280 сопровождалось изменением температуры почти на 10 градусов. Если вы подставите в мою формулу это изменение концентрации СО2 (от 200 до 280), вы получите именно такое изменение температуры (около 10 градусов).

Александр Гордон. Подтверждение.
Алексей Карнаухов. Подтверждение этой модели, да. Вот. Единственно, долгое время я не мог никак увязать в рамках своей модели: как же, почему мы сейчас не наблюдаем десятиградусного изменения? Потому что уже 30%, сегодня у нас 360 промилле, беспрецедентный уровень, кстати, углекислого газа в атмосфере за последние полмиллиона лет никогда такого высокого уровня не наблюдалось. Почему мы сегодня не видим десятиградусного повышения температуры? На самом деле ответ, в общем-то, как я уже здесь упоминал, достаточно простой. Это тепловая инерция климатической системы.
На следующей картинке (Рис. 4) показана уже модель с учетом климатической инерции.
Александр Гордон. То есть чайник уже поставлен, но он ещё не закипел.
Алексей Карнаухов. Да, он ещё не закипел.
Александр Гордон. Я хотел бы ещё раз уточнить. Значит, та концентрация углекислого газа, которая уже содержится в атмосфере, если даже она останется неизменной...
Алексей Карнаухов. Да.
Александр Гордон. ...так или иначе приведет к повышению средней температуры планеты на 10 градусов.
Алексей Карнаухов. Да. И это уже катастрофа.
Александр Гордон. Что такое повышение средней температуры планеты на 10 градусов, мы себе представляем, потому что самые худшие прогнозы говорили о шести градусах, и это уже катастрофа.
Алексей Карнаухов. Ну, на самом деле, про шесть градусов на ближайшие 100 лет предсказывали. Сейчас мы к этому ещё придём. Потому что, как правило, сложные и сверхсложные компьютерные модели за пределами этих ближайших ста лет начинают вести себя непредсказуемо. Просто точность вычислений недостаточна для того, чтобы получить, скажем так, надежную предсказательность этих моделей. Мне удалось построить простую аналитическую модель, поэтому я не боюсь моделировать климат на 300 лет вперед и дальше. Потому что аналитические модели, как правило, устойчивы и хорошо интерпретируемы. На рисунке (Рис. 4) показаны результаты моделирования изменений температуры за те 100 лет, когда проводились надежные инструментальные наблюдения температуры. Это, собственно, ХХ-й век. Там точками изображены данные наблюдений.

Александр Гордон. Черные точки, это фактические данные, которые...
Алексей Карнаухов. Да, черные точки, это фактические данные. Вот кривая — это собственно модельные расчеты. Здесь учтено всего три фактора. В отличие от многих климатических моделей, где этих факторов тысячи, здесь мы принимаем к рассмотрению всего три фактора — зато основных. Итак, первое — это парниковый эффект. Второе — это тепловая инерция климатической системы, прежде всего океана. И третье — это... Видите, там такой перегиб в районе с 40-го года по 70-й. Температура в эти годы не то что не росла, а даже немного падала. Это эффект, который связан с так называемым феноменом ядерной зимы. Дело в том, что большой ядерной войны, слава Богу, удалось избежать. Но испытания ядерного оружия активно велись. И все те эффекты, о которых говорится в рамках модели ядерной зимы, они все имели место, правда, не в столь больших масштабах, в те самые 50-60-е годы, когда наблюдались соответствующие аномалии температур. Эти аномалии связаны с загрязнением верхних слоев стратосферы. Потому что сажевые частицы, попадая в верхние слои стратосферы, препятствуют нагреву Земли...
Александр Гордон. Механизм понятен, да.
Алексей Карнаухов. Это действительно широко известный механизм. Классические работы, лежащие в основе этой модели, — работы Будыко, Израэля, Голицына, Моисеева. Это наши отечественные ученые, и я думаю, что детали лучше обсуждать с ними или с их учениками. Вот, собственно говоря, три основных эффекта. Мы видим очень хорошие соответствия.
На следующем рисунке (Рис. 5) изображен ещё один тест — палеоклиматический. Он важен, потому что настройка модели производилась по периоду с 1900 по 2000 год. Да, несколько слов о том, что такое настройка климатической модели. Дело в том, что тепловая инерция климатической системы Земли — это очень сложная вещь, она зависит от картины трёхмерного перемешивания океана. Рассчитать сегодня точно картину трехмерного перемешивания океана, к сожалению, никто не может. Поэтому тепловая инерция описывается подгоночным параметром. Он подбирается таким, чтобы обеспечить максимально близкое соответствие экспериментальных данных или данных наблюдений и модельных расчетов. Собственно, все климатологи так сейчас и работают.

Но, после того как мы настроили нашу модель по тем данным, которые были получены в ХХ-ом веке, результат выхода на стационар для доиндустриальнои эпохи является уже, в некотором смысле, независимым тестом модели. Отметим, что мы получили те самые 1,3 градуса изменения по сравнению с доиндустриальной эпохой, которые и наблюдаются на самом деле. И это, в некотором смысле, ещё один аргумент в пользу работоспособности модели. Впрочем, вы спросите, откуда взялись эти 1,3 градуса, когда никто не мерил температуру на Земле? Это достаточно просто. Например, изменение положения ледников, которые хорошо отдокументированы, горного оледенения, которое смещается в сторону больших высот. Это данные дендрохронологии, это данные, связанные с анализом отложений и так далее. Одним словом, все тесты модели, которые только можно было провести, все были проведены, и все дали достаточно хорошее соответствие с данными наблюдений.
Александр Гордон. Я бы хотел, чтобы вы сейчас прокомментировали правую часть графика, где у вас, по сути дела, прерывается экспонент, где он уходит вертикально вверх.
Алексей Карнаухов. Наследующем рисунке (Рис. 6) изображена именно та часть графика, где он уходит вверх. Вот здесь показан прогноз на следующие 100 лет. Здесь приведены два варианта поведения человека, два варианта динамики выбросов СО2 в атмосферу.
Александр Гордон. Оба неутешительные.

Алексей Карнаухов. Ну, первый — это вариант, когда мы продолжаем экспоненциально наращивать выбросы углекислого газа в атмосферу. А второй вариант — это когда мы фиксируем выбросы и оставляем его неизменным. Это — вторая кривая. Они, собственно...
Александр Гордон. То есть сейчас все государства договариваются.
Алексей Карнаухов. Вот киотские соглашения — больше не наращивать выбросы.
Александр Гордон. Да, не наращивать.
Алексей Карнаухов. Перепродают только друг другу эти квоты.
Александр Гордон. Квоты, да.
Алексей Карнаухов. Больше, чем эти квоты, выделять не...
Владимир Липунов. Свежо придание, но верится с трудом, да.
Александр Гордон. Даже в этом.
Алексей Карнаухов. Ну, да. Это второй сценарий. Международные группы, которые моделируют климат, как правило, предполагают, что будет реализован именно этот, «киотский», сценарий. И получают повышение температуры на те же самые 6 градусов к 2100-ому году, которые мы видим на нижнем графике. Впрочем, часто климатологи отсчитывают повышение температуры с настоящего момента — это соответствует примерно 4,5 градуса для нашей модели. Собственно, моя модель даёт примерно такие же результаты, как большинство численных моделей, которые разрабатываются сегодня.
Александр Гордон. Проблема заключается потом просто в прерывании функции, в уходе вертикально наверх.
Алексей Карнаухов. Да, на следующем рисунке (Рис. 7) изображен значительно больший интервал времени. Показано, как будет меняться климат уже не в ближайшие 100 лет, а в более отдаленной перспективе. И мы уже видим здесь значения повышения температуры порядка 50-100 градусов, 150 градусов.
Александр Гордон. А что такое третий график?
Алексей Карнаухов. Третий график, это стабилизация выброса СО2, только не на уровне 2000-го года, а на уровне 2100-го года, то есть, если мы только через 100 лет договоримся об ограничении. Но я могу сказать, что...
Александр Гордон. Было бы неплохо, если бы вы весомо, грубо и зримо прокомментировали, что такое повышение температуры за 100 лет на 100 градусов.
Алексей Карнаухов. Не за 100 лет.
Александр Гордон. За 300 лет на 100 градусов.

Алексей Карнаухов. Что такое 100 градусов? Это просто гибель большинства живых форм, населяющих нашу планету, в том числе и человека. Я думаю, что даже 10 градусов повышения температуры — это уже катастрофа. Потому что значительная часть территорий, которые в настоящий момент находятся в районе тропиков, экватора, могут стать необитаемыми. Для человека крайне важно иметь температуру окружающей среды такую, чтобы мог осуществляться теплообмен, отдача тепла от человеческого организма в окружающую среду. Если температура вашего тела поднимется до 40 градусов, вы погибнете. Если в какой-то местности среднесуточная температура в течение недели будет превышать 40 градусов, то это уже будет иметь самые негативные последствия. Мы можем столкнуться с массовой миграцией людей, с необходимостью эвакуировать целые, я не говорю континенты, но, по крайней мере, целые области. Поэтому опасность действительно существует, и очень значительная. Я думаю, что на этой оптимистической... Да, наверное, необходим ещё один такой заключительный момент. Дело в том, что на этих графиках изображен оптимистический вариант развития климатических изменений. Почему? Потому что в этой модели пока не учитываются те самые положительные обратные связи, которые могут привести к неконтролируемому выбросу углекислого газа из морей, океанов, из других природных источников.
Александр Гордон. Хорошо. А самый черный прогноз какой?
Алексей Карнаухов. Здесь не учтен также ещё один эффект, который тоже сейчас обсуждается: тепловая инерция климатической системы Земли может резко уменьшиться. В результате чего? В результате того, что сегодня осуществляется перемешивание Мирового океана, то есть глубинные воды поднимаются на поверхность, а поверхностные — опускаются вглубь, за счет чего и наблюдаются высокие значения тепловой инерции климатической системы Земли.
Если же на поверхности океана образуется слой воды, распресненной в результате таяния ледников и нагретой в результате глобального потепления, то этот слой воды будет препятствовать перемешиванию океана. И тогда тепловая инерция климатической системы может резко уменьшиться. В этом случае мы можем получить стоградусный рост среднепланетарной температуры Земли и за более короткий срок.
Я здесь пока не хотел бы это комментировать, потому что точных моделей нет. Здесь нужно уже строить более детальную теорию. Нужны новые данные, нужны, наконец, действительно широкомасштабные исследования.
Александр Гордон. И последний вопрос у меня к вам. На сегодняшний день удалось ли обнаружить некие планетные системы за пределами, естественно, солнечной системы, где есть планеты, похожие на Землю по расстоянию от Солнца, по массе, по периоду обращения, но не подающие никаких признаков жизни?
Владимир Липунов. Я хочу сказать, что сейчас открыто уже около сотни планетных систем, и мы теперь знаем, что планет во Вселенной больше, чем звезд. Пока открываются планеты-гиганты — просто их легче открыть. Но мы почти не сомневаемся, что рядом с гигантами есть и планеты, похожие на Землю. Но, конечно, никаких форм, так сказать, «цивилизованной жизни» мы не наблюдаем. Я могу сказать, что, вообще, в самом оптимистическом случае, мы можем обнаружить какие-то биогенные процессы на планетах, и существуют специальные программы. Но, по моему мнению, пытаться обнаружить научно-технические цивилизации, которые опережают нас в развитии на тысячу лет, — это ничем не оправданное прожектерство.
Александр Гордон. Возможно, по причине, которую вы сегодня нам и поведали.
Владимир Липунов. Ну, может быть, и да.
Алексей Карнаухов. Ну, может быть, и не одна только причина такая существует.
Владимир Липунов. Может быть.
Александр Гордон. Спасибо, спасибо.

Материалы к программе


Из статьи В. Липунова «Научно открываемый мир».

В современном естествознании есть совершенно непонятный и парадоксальный экспериментальный факт, находящийся в вопиющем противоречии со всеми современными ортодоксальными представлениями о мире,- это факт отсутствия сверхцивилизаций или факт «Молчания Вселенной», факт, открытый и понятый, конечно, не сейчас.
В сущности, все сводится к парадоксу Ферми, который на современном языке выглядит так.
Мы имеем два наблюдательных или, если угодно, экспериментальных факта: 1) возраст Вселенной Т = 10 млрд. лет (примерно), 2) характерное время t экспоненциального развития нашей цивилизации исчисляется десятками лет. Для простоты примем безусловно завышенную величину t = 100 лет. Возникает гигантское безразмерное число, характеризующее рост технологической цивилизации за время существования Вселенной: десятка с сорока тремя миллионами нулей.
Это число настолько велико, что всякие неизвестные промежуточные коэффициенты не могут быть важны. Например, можно утверждать, что вероятность отсутствия «Космических Чудес» в нашей Вселенной просто равна 10 в степени -43 000 000, т. е. равна нулю! Тем не менее, их никто не обнаружил, даже в после 20 лет поиска — наоборот, обнаружилось Великое Молчание Вселенной. Мир без чудес невероятен, но он существует — вот в чем парадокс…
Молчание Вселенной можно объяснить, предположив, что технологические сверхцивилизации попросту не возникают. Почему? Возможны два ответа: из-за потери интереса к технологическому развитию или гибели.
Ясно, что при всем возможном многообразии «местных» условий и специфик, гибель разных цивилизаций должна происходить по одной универсальной причине. По какой? Универсальная причина гибели Разума во Вселенной может быть связана с потерей его основной функции — функции познания.
Как же снять очевидное противоречие? Есть два выхода: либо мы неправильно представляем себе бесконечно сложный объект, либо окружающий мир не бесконечно сложен. Выбрать правильный ответ можно только опираясь на наблюдаемые факты…
Вспомним: разум, лишенный пищи, погибает. Все становится на свои места. Экспериментально доказанное отсутствие сверхцивилизаций свидетельствует о том, что наша Вселенная слишком проста для разума. Быстро (за несколько тысяч лет) познав ее законы, разумная жизнь исчерпывает все возможности своих применений и исчезает. Парадоксально, но факт: разум возникает и погибает по одной и той же причине — по причине простоты устройства нашего мира.
Естественно, простой и привлекательный выход из парадокса Ферми — это предположение о быстротечности технологической фазы, но без гибели. На ум сразу приходит альтернативный «западному» варианту (так можно назвать экспоненциальную технологическую фазу) вариант «восточный»: уход цивилизации в самосозерцание (развитие вглубь). Но как представить такую будущую жизнь на нашей планете после всего, что на ней уже построено? Я имею в виду не обычное пространство, заполненное сверхскоростными поездами, сверкающими зеркалами небоскребами, опутанное единой компьютерной сетью, и сидящего в нем самосозерцающего рериховского старика, а пространство человеческой активности. Где тысячи любознательных, жаждущих парадоксов умов? Вместо них — ремонтные бригады, поддерживающие изобретенное тысячи и тысячи лет назад.
Интереснейший вариант был предложен замечательным советским астрофизиком В. Ф. Шварцманом. Шварцман полагает, что мы давно уже «принимаем сигналы», но не осознаем их искусственную природу. Другими словами, Великое Молчание, парадокс Ферми — это не просто кризис отдельной физической теории (типа ОТО или ТВО), а кризис самого научного метода в современном его понимании. Кстати, на то же указывает и надвигающийся кризис современной физики, впервые столкнувшейся с невоспроизводимыми экспериментальными данными.
Я хочу показать, что в действительности парадокс Ферми — это всего лишь бледная тень той настоящей проблемы, перед которой стоит нынешнее естествознание. И в сущности стоит уже несколько столетий.
Я долго пытался найти хотя бы одного физика или философа, который, пусть и вскользь, но обсудил этот взывающий к пониманию факт: факт вечности Вселенной и связанных с этим парадоксов. Действительно, такой человек нашелся, правда, не в прошлом, а в нашем веке, но поскольку он и не подозревал о расширении Вселенной или не верил (дело в том, что первоначальные оценки возраста Вселенной были сильно занижены и противоречили геологическим данным), то фактически рассуждал как человек прошлого века. Им оказался Константин Эдуардович Циолковский, гениальный технарь, мечтатель и, несомненно, философ. К сожалению, наиболее последовательно свои мысли он изложил только устно, в разговоре с Чижевским, который позже записал их беседу. Но результат его размышлений — неоднократно публиковался. Да, он понимал, стоя на чисто материалистической точке зрения, что бесконечное развитие природы рано или поздно должно было закончиться полной экспансией разума. Отсюда идея разумного атома и «совершенных существ» и, наконец, идея Разумной Вселенной, которая может восприниматься современным естествоиспытателем как угодно иронически, но сама-то причина появления на свет этих мыслей совершенно естественна для научного метода. Если Вселенная жила бесконечно долго, то парадокс Циолковского может быть решен только в одном ключе — ключе существования Cверхразума.
Но так ли уж не вечен этот мир?
В действительности, в модели стохастического рождения, развитой независимо А. Д. Линде и А. А. Cтаробинским, наша Вселенная — часть некоторого квазистационарного процесса непрерывного рождения и раздувания Вселенных. Другими словами, старая мечта человечества о других Вселенных сейчас рассматривается вполне научно, хотя и полукачественно, в рамках или, точнее, на границе с пока еще не созданной Теорией Великого Объединения.
Для нас важны два принципиальных момента: 1) наша Вселенная не одинока и 2) существует некое «допланковское время жизни» у каждой такой Вселенной, на котором, вообще говоря, само классическое понятие времени теряет свой смысл (в силу, например, чисто квантовой неопределенности причинно-следственных связей).
Короче говоря, несмотря на спасительное открытие Э. Хаббла, вопрос о безграничности во времени нашей Вселенной опять всплыл, как и в XIX в. , и опять замаячил стационарный вариант Эйнштейна, а впоследствии Бонди-Хойла. Конечно, на самом деле теперь уже речь идет совершенно о другом понятии времени, но для нас важно, что у природы было и есть бесконечное число возможностей для создания Вселенных типа нашей и, следовательно, для возникновения жизни, и, следовательно, опять нужно как-то разрешать парадокс Циолковского.
Что есть научно открываемый Бог, или Cверхразум, и что есть будущая наука о бесконечно сложном Мире? Может ли вообще человеческий разум создать хотя бы примитивную модель, теорию, концепцию бесконечно сложного, непознаваемого по частям объекта? В рамках современной науки — вряд ли. Ведь она вся изначально построена на атомарной, матрешечной логике, на признании линейного мира, которая только одна и может предполагать существование независимых, исчисляемых элементов. Cам математический аппарат, с которым имеет дело современная физика, основан изначально на цифровом пастушьем опыте чисел — стадо баранов может быть расчленено на отдельные особи и посчитано. (Приходится только опять удивиться, как при этом мелком багаже науке удалось проникнуть в глубинные тайны Вселенной и атомов?) В классическом научном методе изначально заложен прогрессистский подход от простого к сложному. В этом и состоит смысл современной науки — «объяснить». Но в человеческом лексиконе есть еще два важных слова — «понять» и «поверить». Одно из них принадлежит, скорее, искусству, и особенно литературе (она, как и наука, использует язык слов), а другое — религии. Но как совместить это все вместе, каким образом можно придать, например, формальным математическим высказываниям этическую окраску? И как наш научно открываемый Бог, к которому неизбежно пришла современная простая наука, соотносится с Богом религиозным?
Один верующий на мой вопрос о том, как Ветхий Завет сочетается с современной оценкой возраста Вселенной в десять миллиардов лет, ответил: «Десять тысяч лет назад в течение одной рабочей недели Господь Бог создал мир, которому было десять миллиардов лет». Это звучит не только остроумно.
Да, здесь скорее прав В. Ф. Шварцман, полагая, что будущее науки стоит за синтезом всей культуры, но как должен выглядеть этот будущий Метаязык, приходится лишь гадать. По-видимому, двигаться дальше можно, лишь пытаясь отвечать на необычные вопросы. Например, как соотносятся понятия добра и зла с принципом причинности?
А с присутствием времени или его отсутствием? Возможны ли подтексты в научных высказываниях, двусмысленности, вероятностная интерпретация?
Одним из важнейших естественнонаучных направлений, конечно, должен быть поиск Внеземного Разума. При этом нужно трезво понимать, что сам факт открытия обитаемых планетных систем хоть и интересен, но вряд ли приведет к существенному продвижению. Такое открытие сродни открытию индейцев Колумбом. Гораздо важнее не они сами как биологический вид, а их представление о Боге, о Добре и Зле.
Из статьи А. Карнаухова «Парниковая катастрофа»
В конце 80-х — начале 90-х годов в литературе активно обсуждалась проблема увеличения среднепланетарной температуры Земли, связанного с ростом концентрации СО2 в атмосфере в результате сжигания углеводородного топлива (угля, нефти, газа), — так называемый «парниковый эффект».
Господствующей в тот момент являлась гипотеза, предполагавшая, что в результате повышения среднепланетарной температуры и концентрации СО2 увеличится скорость фотосинтеза, что, в свою очередь, должно будет привести к стабилизации среднепланетарной температуры Земли и концентрации СО2 на новом, более высоком уровне .
Целью нашей работы (Лаборатория биофизики биоценозов ИБК РАН) было определение равновесных параметров атмосферы Земли (температуры, концентрации СО2) при условии продолжающегося сжигания углеводородного топлива (уголь, нефть, газ и др.). Планировалось рассмотреть несколько сценариев развития мировой энергетики, а также максимально подробно учесть различные процессы, происходящие в живой и неживой природе Земли.
Проведенный анализ литературы показал, что, несмотря на большое количество научных публикаций о парниковом эффекте, среди них практически отсутствовали междисциплинарные работы, в которых делались бы попытки построения интегральной модели данного явления, включающей процессы в живой и неживой природе.
Более того, выяснилось, что в этой области существует немало ошибочных, но, при этом, благодаря популярным изданиям, устоявшихся взглядов. Концептуально (к 1992 г.) проблема описания парникового эффекта практически находилась в том же состоянии, в котором она находилась в конце 50-х — начале 60-х годов.
Основные результаты, полученные в ходе исследования.
Недостаточность биологических механизмов удаления СО2 из атмосферы.
Практически сразу был установлен факт значительной (на несколько порядков) недостаточности биологических механизмов изъятия СО2 из атмосферы по отношению к его техногенному выбросу. Действительно, общая продукция органических веществ в результате процессов фотосинтеза (в пересчете на углерод) составляет около 43 млрд. т/год (БСЭ, углерод), что выше уровня техногенного выброса СО2 в атмосферу (1.8 млрд т/год). Однако большая часть связанного углерода, благодаря процессам дыхания, гниения, пожарам и т. д. , снова возвращается в атмосферу в виде СО2. Разница между биогенным связыванием (фотосинтезом) СО2 и выделением связанного в результате фотосинтеза СО2 (дыхание, пожары и т.п.) невелика и составляет всего 45 млн. т/год, что почти в 50 раз меньше уровня техногенного выброса СО2 в атмосферу.
К сожалению, во многих публикациях по экологии (особенно в научно-популярных) сравниваются величины общей продукции органических веществ в результате фотосинтеза и техногенного выброса СО2, что создает иллюзию тривиальной обратимости современных изменений в атмосфере Земли.
Роль различных биоценозов в долговременном извлечении СО2.
Была проанализирована роль различных биоценозов в долговременном извлечении СО2 из атмосферы. Вопреки достаточно распространенному мнению, что «лес — легкие планеты», оказалось, что роль биоценозов лесов в долговременном связывании СО2 крайне мала, поскольку практически весь связанный благодаря фотосинтезу углерод возвращается в атмосферу в виде СО2 вследствие процессов дыхания, гниения отмирающих листьев и древесины, а также лесных пожаров.
Для долговременного извлечения СО2 из атмосферы необходимо, чтобы значительная часть связанного в результате процессов фотосинтеза углерода оказывалась недоступна для процессов окисления. Такие условия существуют только в биоценозах болот и биоценозах тропических морей.
В биоценозе болота отмирающая растительность попадает в стоячую воду с крайне низким содержанием растворенного кислорода и накапливается там, практически не разлагаясь (частичное анаэробное разложение с образованием метана не меняет общей картины). Накапливающиеся в болотах частично разложившиеся остатки растительности образуют торфяные пласты, из которых впоследствии образуются месторождения бурого и каменного угля.
В настоящее время общая площадь болот на Земле сократилась почти в два раза и продолжает сокращаться в результате их осушения. Соответственно уменьшается количество извлекаемого из атмосферы СО2. Следует отметить, что зачастую осушение болот сопровождается вымиранием видов, приспособленных к существованию в определенных условиях конкретных болот, расположенных в конкретной климатической зоне. Поэтому восстановление площади болот связано сегодня не только с трудностью изъятия земель из сельскохозяйственного оборота, но и невозможностью восстановления в ряде случаев полноценных биоценотических сообществ.
В биоценозах тропических морей изъятие СО2 из океанической воды, куда он попадает из атмосферы, происходит несколько иным образом. Углекислый газ используется в качестве «строительного материала» при образовании известковых раковин и чехлов. Практически все карбонаты земной коры (известняки, доломиты, мрамор, мел и т.д.) имеют биогенное происхождение. Среди наиболее важных климатообразующих видов отметим коралловые полипы и фораминиферовый планктон (всего около 80 видов).
Следует отметить, что состояние климатообразующих биоценозов тропических морей изучено слабо. Имеются разрозненные сведения о гибели коралловых рифов. Систематические наблюдения состояния фораминиферового микропланктона не проводятся, хотя можно предположить, что в результате сброса гербицидов и пестицидов в Мировой океан одним из наиболее уязвимых компонентов биоценоза тропических морей окажется именно фораминиферовый планктон.
Отметим, что нами, по-видимому, впервые было введено понятие климатообразующих биоценозов (видов) и объединены проблемы биоразнообразия и устойчивости климата Земли.
Роль парникового эффекта в формировании климата планет.
Вопреки распространенному мнению, что парниковый эффект лишь незначительно «подправляет» температуру, которая, в основном, определяется интенсивностью солнечного излучения, падающего на ту или иную планету, оказалось, что «парниковый эффект» способен изменять температуру планеты на несколько сотен градусов. Например, среднепланетарная температура Венеры при параметрах атмосферы, аналогичных земным, должна была бы быть всего на 50º С выше, чем на Земле. Однако, как известно, среднепланетарная температура Венеры составляет почти 500º С. Таким образом, за счет сильного парникового эффекта температура поверхности Венеры увеличивается более, чем на 400º С.
Повышение среднепланетарной температуры Земли даже на 50º С имело бы катастрофические последствия для человеческой цивилизации. Повышение среднепланетарной температуры на 150º С, по-видимому, сделало бы невозможным существование жизни на Земле (по меньшей мере, в ее нынешней форме). Поэтому для обозначения такого сценария изменения климата Земли в результате повышения концентрации СО2 , при котором рост среднепланетарной температуры составит 50º С и более, нами введено понятие «Парниковой катастрофы».
Количественная модель парникового эффекта.
Для прогнозирования скорости изменения среднепланетарной температуры Земли важно иметь хотя бы грубую количественную оценку зависимости среднепланетарной температуры от концентрации СО2 в атмосфере. К сожалению, существующие модели атмосферы, которые создавались преимущественно для задач метеорологии, не дают однозначного ответа на этот вопрос.
Нами была предложена сравнительно простая модель, позволившая дать количественную оценку влияния концентрации парниковых газов на среднепланетарную температуру.
Другие факторы, влияющие на изменение среднепланетарной температуры Земли.
Мы получили довольно большое различие между расчетным значением парникового эффекта (8º С) и реально наблюдаемым повышением среднепланетарной температуры Земли (1–2º С) (по различным данным). Существует две основные причины этого:
Во-первых, при оценке величины парникового эффекта целью наших расчетов было получение предельного стационарного значения температуры Земли. Поскольку рост концентрации СО2 в атмосфере происходит сравнительно быстро, реально среднепланетарная температура Земли не успевает достичь своего стационарного значения. Отметим здесь, прежде всего, роль Мирового океана, как гигантского теплового буфера, стабилизирующего температуру Земли. Кстати, на полюсах, где влияние Мирового океана на формирование температурного режима не столь значительно, происходят более существенные колебания среднегодовой температуры.
Во-вторых, наряду с парниковым эффектом, имеются и другие механизмы, влияющие на формирование среднепланетарной температуры Земли. Одним из таких механизмов является накопление аэрозольных частиц в верхних слоях атмосферы. Именно этот механизм лежит в основе широко известной модели «ядерной зимы» (Моисеев и другие), когда в результате обмена ядерными ударами в атмосферу попадает значительное количество аэрозолей. Считается, что падение среднепланетарной температуры Земли в результате наступления «ядерной зимы» может составить 40º С и более.
Конечно, поступление в настоящее время аэрозольных частиц в атмосферу Земли происходит в меньших количествах, чем при обмене ядерными ударами. Вместе с тем, масштабы такого аэрозольного загрязнения атмосферы (с учетом эффектов накопления) сравнимы с разовыми уровнями поступления аэрозольных частиц во время ядерной войны.
Среди источников аэрозольных частиц особо следует выделить проведение наземных ядерных испытаний, проводившихся в период с 1945 по 1965 год и быстрое развитие реактивной гражданской авиации в период до 1970 года (нефтяной кризис), поскольку данные источники аэрозольного загрязнения атмосферы приводят к непосредственному поступлению сажевых аэрозольных частиц в верхние слои атмосферы (стратосферу). Возможно, именно эти факторы привели к относительной стабилизации (и даже к снижению в приполярных областях) среднепланетарной температуры в период с 40-х по 70-е годы 20-го века.
Следует подчеркнуть, что создание строгой количественной модели изменения среднепланетарной температуры Земли, учитывающей наряду с ростом концентрации СО2 в атмосфере аэрозольное загрязнение ее верхних слоев, а также и другие факторы, такие, как инерционность изменения температурного режима Мирового океана, представляет собой весьма сложную задачу, для решения которой требуется объединение усилий специалистов самых различных областей научного знания.
Оценка предстоящего времени существования человеческой цивилизации.
На основе имеющихся данных о ежегодном техногенном поступлении СО2 в атмосферу построена модель изменения среднепланетарной температуры Земли для двух сценариев развития мировой энергетики. Первый сценарий — «оптимистический», предполагает, что техногенный выброс СО2 в атмосферу не будет увеличиваться со временем, а будет зафиксирован на современном уровне. Второй сценарий — «реалистический», предполагает, что поступление СО2 в атмосферу будет расти с той же скоростью, что и в настоящее время (техногенный выброс СО2 удваивается каждые 50 лет). «Пессимистический» сценарий, предполагающий ускорение техногенного выброса СО2, нами не рассматривался. На основе рассмотренных сценариев роста техногенного выброса СО2 были получены следующие оценки времени существования человеческой цивилизации:
Оптимистический сценарий: критическая стадия наступает через 300 лет, терминальная стадия — 6000 лет.
Реалистический сценарий: критическая стадия наступает через 100 лет, терминальная стадия — 300 лет.
Роль природных (неантропогенных) источников СО2.
Показано, что природные (неантропогенные) источники поступления СО2 в атмосферу могут существенно ускорить рост среднепланетарной температуры Земли. Среди таких источников особо следует выделить следующие:
• Повышение температуры вод Мирового океана вслед за изменением среднепланетарной температуры Земли будет приводить к понижению растворимости углекислого газа (СО2 ) в океанической воде. Излишек углекислого газа будет поступать в атмосферу. Поскольку в Мировом океане содержится примерно в 60 раз больше СО2 , чем в современной атмосфере, то потенциально этот источник СО2 представляет собой большую опасность.
• Еще большее количество связанного СО2 содержится в земной коре (почти в 50 000 раз больше, чем в атмосфере Земли и примерно столько же, сколько в атмосфере Венеры) в виде карбонатосодержащих пород (известняки, доломиты, мрамор, мел и т. д. ).
• Другим потенциально опасным природным источником СО2 является метан-гидратные залежи на дне Мирового океана, представляющие собой кристаллические комплексы молекул метана и воды.
Общим свойством вышеперечисленных потенциальных природных источников СО2 является наличие сильной положительной обратной связи «температура — концентрация СО2», что может привести к лавинообразному росту концентрации СО2 в атмосфере даже при условии полного отказа от сжигания углеродсодержащего минерального топлива (уголь, нефть, газ). В сочетании с разрушением природных биосистем, участвующих в извлечении СО2 из атмосферы, это может привести к необратимому изменению химического состава атмосферы и климата Земли.
В этом случае физико-химические параметры на поверхности Земли будут близки к параметрам, существующим в настоящий момент на поверхности Венеры.
Повышение среднепланетарной температуры может спровоцировать наступление ледникового периода.
Парадоксальным следствием глобального повышения температуры Земли может стать наступление «ледникового периода» на севере Евразии и Америки в самом недалеком будущем.
Действительно, картина течений в Северной Атлантике определяется соотношением плотностей вод Лабрадорского течения и течения Гольфстрим. Если холодные, но, при этом, более пресные воды Лабрадорского течения оказываются плотнее более теплых и соленых вод Гольфстрима, то формируется картина течений, характерная для межледниковья. Лабрадорское течение как бы подныривает под Гольфстрим, а Гольфстрим (Североатлантическое течение) беспрепятственно несет свои воды в Ледовитый океан, «обогревая» северные районы Евразии и Америки.
Сформируется картина течений, характерная для ледниковых периодов. В результате подобной перестройки течений нарушается меридиональный перенос тепла между тропическими и полярными областями. На севере Евразии и Америки температура понизится, а в экваториальной зоне возрастет.
Такое изменение климата может произойти довольно быстро (в течение 2–5 лет) и иметь катастрофические последствия для мировой экономики. В зоне оледенения окажутся многие промышленно развитые страны Европы и Америки, резко сократятся посевные площади под сельскохозяйственными культурами, возрастут расходы на отопление жилищ, а в некоторых районах возникнет необходимость эвакуации населения (десятки, а возможно, сотни миллионов человек). В тропической зоне, из-за увеличения среднегодовых температур, не исключено расширение существующих и образование новых засушливых территорий.
Наиболее вероятным наступление «ледникового периода» представляется в момент массированного таяния Гренландского ледника (через 25–100 лет), однако есть данные, что «ледниковый период» может наступить и в еще более недалеком будущем.
Одним из следствий наступления нового «ледникового периода» будет резкий рост сжигания угля, нефти и газа для отопления жилищ, что может только ускорить начало терминальной стадии Парниковой катастрофы.
Современное состояние проблемы (2000 г.).
К сожалению, делается вывод о возможной реализации крайне неблагоприятного сценария изменения климата Земли в результате повышения концентрации СО2 и других парниковых газов. В частности, этот вывод опирается на следующие утверждения:
• Явная недостаточность природных механизмов изъятия СО2 из атмосферы Земли на фоне разрушения климатообразующих биоценозов (болота, тропические моря), а также продолжение сжигания минерального топлива не позволяет надеяться на самопроизвольную стабилизацию концентрации СО2.
• Наличие в неживой природе потенциально опасных источников СО2 (растворенный в океане СО2 , карбонаты МеСО3 в земной коре, метангидратные месторождения) и существование сильной положительной обратной связи «среднепланетарная температура — концентрация СО2» может вызвать лавинообразное увеличение концентрации СО2 в атмосфере Земли даже при условии полного отказа от сжигания минерального топлива.
• Парниковый эффект (как это видно на примере Венеры) может привести к увеличению температуры Земли на несколько сотен градусов.
Актуальные научные задачи в рамках данного направления исследований.
Научной задачей исключительной важности представляется создание глобальной системы мониторинга изменения климата Земли. К сожалению, в настоящий момент имеется лишь два основных источника таких данных: во-первых, данные метеорологических наблюдений, для которых характерно наличие значительных методических и приборных погрешностей и ограниченный спектр наблюдаемых величин, и, во-вторых, данные собственно климатических наблюдений (например, обсерватория в Мауна-Луна (Гавайские о-ва), которые, впрочем как правило, географически разрознены и также не обеспечивают измерения необходимого спектра климатообразующих параметров.
Получение достаточного массива данных об изменении во времени основных климатообразующих параметров позволит перейти к задаче построения количественной модели изменения климата Земли.
Важной задачей в рамках данного направления исследований является поиск наиболее эффективных способов воздействия на климат Земли с целью стабилизации среднепланетарной температуры Земли (и/или концентрации СО2 в атмосфере).
Следует отметить необходимость содействия работам в области возобновляемых источников энергии (солнечная, ветровая и гидроэнергия), получения углеводородного топлива из растительного сырья и бытовых отходов, повышения кпд тепловых двигателей, поскольку одним из наиболее вероятных шагов по предотвращению париковой катастрофы станет отказ от использования минеральных видов углеводородного топлива.
Анализ рисков и оценка возможных масштабов материального ущерба для различных сценариев развития Парниковой катастрофы и характера принимаемых мер должны являться важной составной частью исследований в данной области.
Нельзя не упомянуть здесь также исследования по анализу социально-политических аспектов данной проблемы.
Организационные задачи.
Парниковая катастрофа является беспрецедентной по своим возможным последствиям проблемой, стоящей перед человечеством. Впервые за всю историю существования жизнь на Земле оказалась под угрозой полного уничтожения, причем в не столь отдаленной исторической перспективе (300 — 1000 лет). Для предотвращения угрозы Парниковой катастрофы потребуются консолидированные усилия всего человечества, и в первую очередь, промышленно развитых стран.
Среди ближайших организационных задач отметим следующие:
• Формирование целевой национальной программы изучения основных климатообразующих процессов. Организация в рамках такой программы эффективного взаимодействия ученых самых различных специальностей для обеспечения междисциплинарного характера исследования научной проблемы.
• Информирование правительств и мировой общественности об опасности Парниковой катастрофы с целью привлечения общественного внимания к данной проблеме. Формирование благоприятной международной обстановки как необходимого условия предотвращения Парниковой катастрофы.
• Организация международного сотрудничества с целью мониторинга климатических изменений и выработки согласованной программы предотвращения угрозы Парниковой катастрофы.

Библиография


Карнаухов А. В. К вопросу об устойчивости химического состава и температурного баланса атмосферы Земли//Биофизика. 1994. Т. 39. Вып. 1.
Карнаухов А. В. Роль биосферы в формировании климата Земли. Парниковая катастрофа//Биофизика. 2001. Т. 46. Вып. 6. http://www.pereplet.ru/parnik/
Липунов В. М. Научно открываемый Бог//Земля и Вселенная. 1995. № 1. http://www.pereplet.ru/nauka/avt.shtml
Хлумов В. Мастер дымных колец. М., 2000.
Хромов С. П., Петросянц М. А. Метеорология и климатология. М., 1994.
Циолковский К. Э. Монизм Вселенной//Грезы о Земле и Небе. Тула, 1986.
Шкловский И. С. Земля и Вселенная. 1985. № 3.
Houghton J. T., Ding Y., Griggs D. J. et al. Climate Change 2001: The Scientific Basis. Cambridge, 2002. http://www.grida.no/climate/ipcc_tar/

  • ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА:
  • РЕДАКЦИЯ РЕКОМЕНДУЕТ:
  • ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ:
    Имя
    Сообщение
    Введите текст с картинки:

Интеллект-видео. 2010.
RSS
X