загрузка...

Страх

  • 16.06.2010 / Просмотров: 8934
    //Тэги: Гордон   психология   человек  

    Что такое страх и в чем причины его возникновения? Чем здоровый страх отличается от разрушительного и даже опасного для жизни? Как бороться со страхом и что отличает страхи человека и животного? Являются ли агрессия, гнев, жестокость проявлениями страха? О том, что же происходит в организме человека, когда его охватывает страх, сегодня после полуночи психолог Александр Тхостов и философ Павел Тищенко.




загрузка...

Для хранения и проигрывания видео используется сторонний видеохостинг, в основном rutube.ru. Поэтому администрация сайта не может контролировать скорость его работы и рекламу в видео. Если у вас тормозит онлайн-видео, нажмите паузу, дождитесь, пока серая полоска загрузки содержимого уедет на некоторое расстояние вправо, после чего нажмите "старт". У вас начнётся проигрывание уже скачанного куска видео. Подробнее

Если вам пишется, что видео заблокировано, кликните по ролику - вы попадёте на сайт видеохостинга, где сможете посмотреть этот же ролик. Если вам пишется что ролик удалён, напишите нам в комментариях об этом.


Расшифровка передачи


Александр Тхостов. Человек проходит тест на обследование, чтобы
избавиться от страха, а потом, если он не обнаружи-
вает у себя заболевания, то ведь можно ещё раз про-
верить себя через год, через неделю или две. А если
обнаруживает возможность заболевания, которого на
данный момент нет, то появляется страх.
Павел Тищенко. То есть ты имеешь в виду, что совсем не обяза-
тельно у этого человека будет само заболевание.
Александр Тхостов. Абсолютно не обязательно. Откуда они могут
знать, на каком основании? Нет ни одного теста, до-
статочно научно обоснованного, который бы со стопро-
центной вероятностью мог это диагностировать.
Александр Гордон. Вот вы привели сейчас хороший пример. Я вспо-
минаю свой опыт из американской практики. Я сам ви-
дел шоу, очень несвойственное для канала Эй-би-си,
где речь шла как раз о страхах, и где ведущий де-
лал блиц-опрос аудитории. Он спросил: «Вы согласи-
лись бы отапливать своё жильё бесцветной химиче-
ской субстанцией, не имеющей запаха, крайне взры-
воопасной, оказывающей резкое токсическое воздей-
ствие на организм человека и домашних животных?»
Он имел в виду природный газ, которым отапливали
к этому моменту 70 процентов аудитории свои жили-
ща. Это технология продажи страха. Но тут можно же и
дальше пойти: любая религия в какой-то мере это тех-
нология продажи страха.
Александр Тхостов. О нет, религия, я бы сказал, это одновременная
продажа страха и средства от него в одном флаконе.
Александр Гордон. Верно, как этот профилактический тест на забо-
левание.
Александр Тхостов. Нет, это мне кажется, всё-таки посложнее. Ре-
лигия с самого начала была устроена и про это напи-
сана куча книжек таким образом, чтобы она защища-
ла человека от самого базового страха, одного из са-
мых фундаментальных, который есть у человека, стра-
ха смерти. Потому что смерть вообще непознаваема,
непонятна, а любая религия – это всё-таки рецепт из-
бежать этой смерти каким-то хитрым способом: либо
через новую жизнь, либо через жизнь после смерти,
либо через общение с будущим. И религия при этом
даёт рецепт, что вот если будешь делать так, то тогда
что-то получишь взамен или не получишь. Ну, во вся-
ком случае, любой человек может выстроить собствен-
ное поведение таким образом, чтобы иметь хотя бы
шанс спастись.
Павел Тищенко. И я бы добавил, что не только для этого. Функ-
ция религии даже для тех групп и для тех людей, кото-
рые не верят в Бога, очень важна. Они знают, что есть
кто-то, кто не прав и кто их обманывает. Это очень важ-
но. В Советском Союзе очень многие люди не любили
эту власть. Они, так сказать, считали себя выше; они,
я бы сказал, знали своё место в этом обществе; они
были против. Когда этот режим рухнул, они оказались
в вакууме, потому что здесь нужен ещё противник, ко-
торому можно, так сказать, многое отдать.
Александр Тхостов. Мало того, что нужен противник, нужен ещё ин-
струмент, потому что есть противник, с которым я не
могу никаким образом справиться. И что мне тогда де-
лать? А здесь даётся инструмент. А вот ещё пример,
уже более близкий к нам, нашему времени и псевдоре-
лигиозный. Мишель Фуко пишет, что для современно-
го человека забота о теле заняла место спасения ду-
ши. Вот, например, почему люди ходят в фитнес-клу-
бы? Это же тоже в конце концов из-за страха. Но не
только смерти, но и старости, например. Это попытка
обмануть старость.
Александр Гордон. Страх потери товарного вида.
Александр Тхостов. Товарного вида, а также любви и т.д. В культу-
ре, особенно в культуре последнего времени, вообще
не существует старости. Если раньше уважали старого
человека, он был самый лучший, то теперь, если ста-
рый, то значит нужно тебя удалять.
Павел Тищенко. Ну, это понятно.
Александр Тхостов. В нормальном обществе, в структурно правиль-
но устроенном обществе есть дети, есть взрослые,
есть несовершеннолетние, есть старики, есть мертве-
цы, есть больные, есть здоровые, и всё это нормаль-
но. В нашем обществе больных нужно брать в больни-
цу: мы не хотим видеть, как люди умирают. Не должно
быть стариков, потому что они нас раздражают, и де-
тей-то не должно быть, на самом деле, если идеально
общество устроено.
Александр Гордон. Давайте попробуем вернуться к началу.
Александр Тхостов. К страху всё-таки.
Александр Гордон. Что такое страх?
Александр Тхостов. Я думаю, что для начала мы, на самом деле,
должны определиться, потому что под этим словом
подразумевается несколько разных понятий, похожих,
но не очень. Вообще-то говоря, страх – это одна из са-
мых важных неспецифических функций, которые вы-
работала природа для адаптации человека. Страх –
это сигнал того, что что-то происходит не так, того, что
существующее развитие событий может привести к не-
поправимому результату. Нужно организоваться, нуж-
но сконцентрировать все силы. Это как бы такое базо-
вое понятие для любой природы. Страх – неспецифи-
ческая активирующая функция.
Павел Тищенко. Но когда ты берёшь слово «страх», ты не учиты-
ваешь, что особенно в вашем, так сказать, углу науки,
в психологии, психоанализе, есть два разных понятия:
тревога и страх.
Александр Тхостов. Даже три понятия: тревога, страх и ужас.
Павел Тищенко. Ужас ещё ниже, чем тревога.
Александр Тхостов. Нет, там всё описывается так, хотя я конечно по-
нимаю, что о таких классификациях можно спорить, но
тем не менее это правильно. Под тревогой подразуме-
вается ожидание того, что что-то может случиться, но
что – неизвестно. Страх – это реакция на то, что из-
вестно, т.е. она имеет предметное содержание. К это-
му можно как-то отнестись. А ужас – это вообще что-то
непознаваемое, непонятное, что нельзя ни каким обра-
зом представить.
Александр Гордон. То, с чем, следовательно, и бороться бесполез-
но.
Александр Тхостов. Нет, хуже, на самом деле. Потому что, что та-
кое страх? Если есть объект, который опасен, то в кон-
це концов от него можно убежать, на него можно на-
пасть или под одеяло забраться, у человека много есть
технологий. Что такое тревога – это система актива-
ции организма. Она хуже чем страх, в смысле психоло-
гической деструктивности. А ужас – это вообще вещь
жуткая, потому что это то, что непонятно и это самое
страшное.
Павел Тищенко. Как говорят, он вышибает почву из-под ног и так
далее.
Александр Тхостов. Вышибает почву из-под ног, да.
Павел Тищенко. Я вот хотел бы просто вернуться к нашему спо-
ру, который не так давно был по поводу того странного
обстоятельства, которое сейчас наблюдается в куль-
туре, что всё активнее и активнее, так сказать, про-
двигается в массовое сознание идея приемлемости эв-
таназии. Что такое эвтаназия? Это как бы оказание
помощи человеку, испытывающему боль, посредством
его умерщвления. То есть оказывается, что в культу-
ре вдруг возникает осознание того, что боль хуже, чем
смерть. Казалось бы парадоксальная ситуация. Мы
ещё тогда говорили, что если посмотреть на то, как раз-
вивается ситуация начиная с конца 19-го века и в на-
чале 20-го века, то мы увидим мощное движение, ко-
торое выступает за запрещение пыток или истязания в
школах, против боли. В то же время, только сейчас мы
наблюдаем хоть какое-то развитие событий в Запад-
ной Европе, в пользу запрета смертной казни. То есть
смертная казнь – это более приемлемая вещь, так ска-
зать, в социальной практике, чем телесные наказания.
Александр Тхостов. Как же она может быть более приемлема?
Павел Тищенко. Почему нет, если общество считает возможным
себя наказывать.
Александр Тхостов. Общество не всё понимает. Общество, на са-
мом деле, в таких вещах мало что понимает, и не надо
его даже спрашивать об этом. Я считаю, что тот факт,
что запрет наказания или пытки возникает в культуре
раньше, чем запрет смертной казни, говорит нам о том,
что это происходит как раз потому, что смерть являет-
ся тем, в отношении чего можно использовать слово
«ужас». А пытка, наказание – это страх.
Павел Тищенко. То есть боль это известная вещь, так сказать.
Александр Тхостов. Да, а смерть – это умонепостигаемая вещь.
Опыта смерти у человека, в принципе, нет: мы же ни-
когда не были мёртвыми. И представить себе, как это
будет, почти невозможно. Я думаю, что такие скотомы
действительности, такие вот слепые пятна, образуют-
ся именно в тех местах и направлены именно на то,
что является самым страшным.
Павел Тищенко. Скотомы – это такие дефекты зрения. Ну, а как
же объяснить то, что всё-таки эвтаназисты предлагают
смерть в качестве лечения от боли?
Александр Тхостов. Я не очень, на самом деле, понимаю.
Павел Тищенко. Это же массовое движение.
Александр Тхостов. Не знаю, я не понимаю эвтаназистов. Я считаю,
что здесь имеет место такой феномен, который опи-
сан, например, в классическом психоанализе. Почему
дети так легко, например, играют в смерть, почему они
используют эти слова, почему они могут отрывать лап-
ки лягушкам, мучить их? Потому что ребёнок не пони-
мает на самом деле, о чём идёт речь, когда идёт речь
о смерти. Когда умирают родители – это воспринима-
ется, как то, что они ещё могут вернуться. Я думаю,
что умопостигаемости здесь особой нет. Я думаю, что у
этих вот эвтаназистов, эвтаназологов, как их правиль-
но назвать, в голове происходит что-то в таком же ро-
де. Потому что при нынешнем развитии медицины и
способов обезболивания я себе с трудом могу пред-
ставить большое количество случаев, когда эвтаназия
может быть эффективной.
Павел Тищенко. Тысячи и тысячи случаев.
Александр Гордон. Я позволю себе вмешаться. Дело в том, что тема
эвтаназии скорее социальная, чем научная. Просто бу-
квально сегодня я отвечал на одно из писем с просьбой
поставить тему эвтаназии, как тему программы. Я от-
ветил отказом именно по той причине, что это, скорее,
тема для обсуждения в программе «Глас народа». Так
или иначе. Что же касается обезболивания, ну, навер-
ное, если мы будем говорить о западном мире, то это
совершенно разумно. Но у нас есть постоянный корре-
спондент, смертельно больная женщина, которая пи-
шет нам только для того, чтобы нашёлся кто-то, кто
прекратил бы её жизнь и мучения. В данном случае я
понимаю этот позыв и порыв, потому что там есть одно
непременное условие, которое должно быть соблюде-
но, чтобы человек пошёл на эвтаназию. Он знает, что
его гибель в ближайшее время неизбежна, что он не
поправится, что он не вернётся к тому качеству жизни,
которое у него было до этой болезни.
Александр Тхостов. Хорошо, но к чему её ускорять?
Александр Гордон. Потому что больно, а кроме того страшно.
Павел Тищенко. Почему боль страшнее смерти?
Александр Гордон. Но здесь ведь страх не физической боли, как я
понимаю, скажем, из этого письма или из других пи-
сем, здесь страх брошенности, ненужности, безысход-
ности, потеря надежды.
Александр Тхостов. Ну, это да.
Александр Гордон. Это как раз тот самый ужас перед существова-
нием.
Александр Тхостов. Вы знаете, я думаю, что тогда это уже становит-
ся очень близко к теме самоубийства, которое явля-
ется иногда выходом для человека, который не мо-
жет справиться с обстоятельствами. Но утверждать
на этом основании, что это хороший метод я не могу.
Но вот если обратиться опять к теме страха или ужа-
са, то мне кажется, что самое деструктивное, что мо-
жет быть, это ужас. Ведь это такая вещь, которая умо-
непостигаема, в отношении которой невозможно вы-
строить какой-либо способ взаимодействия. Она мак-
симально деструктивна для психики. Это же очень хо-
рошо показано в искусстве. Приём Хичкока – саспенс,
когда непонятно, что происходит вообще: какие-то зву-
ки, шаги, тени, а что это такое – непонятно. Вот это и
есть ужас. И я думаю, что здесь многие технологии, о
которых мы говорим: и религия, и медицина, и искус-
ство – это, на самом деле, перевод ужаса в более прие-
млемую психологическую форму, в страх. Вот пример.
Почему дети, оказывающиеся в больницах, в лагерях
пионерских или в бойскаутских, отделённые от родите-
лей и испытывающие тревогу по этому поводу, расска-
зывают друг другу страшные истории? Это же нелепая
ситуация: ведь и так плохо, зачем усугублять ситуацию
этими рассказами? Но происходит очень важная вещь
– ужас разрыва, когда ужас новой ситуации переводит-
ся в понятную вещь, переводится в страх.
Павел Тищенко. Визуализируется.
Александр Тхостов. Визуализируется в рассказе, в сюжете. Все вме-
сте кричат. И в конце концов от этого явления можно
под одеяло, например, спрятаться. И ведь есть очень
большая литература, которая именно так объясняет
эти технологии транспозиции ужаса в страх; объясня-
ет, например, функцию волшебных сказок. Вспомните
сказки или песни, которые рассказывают детям. Пер-
вая песня это колыбельная «придёт серенький вол-
чок и утащит за бочок». Другая сказка «Колобок», где
происходит беспрерывное поедание этого бедного ко-
лобка. Ещё забавная вещь, что наши литераторы или
педагоги такой направленности многие из этих сказок
архаических переделывали, чтобы дети не пугались.
Нужно рассказывать так, чтобы ребёнок не пугался. Но
тогда сказка утрачивает собственную функцию.
Павел Тищенко. Но там ведь ещё, так сказать, с языком пробле-
ма. Дума же запретила, как говорится, непарламент-
ские выражения.
Александр Тхостов. Что, слово «смерть» запретила?
Павел Тищенко. Нет, но в сказках же не всегда, так сказать, ли-
тературным языком всё рассказано.
Александр Тхостов. Языком, который единственно действенен и сю-
жет, который единственно действенный. На самом де-
ле, эти сказки архетипичны, там есть основные типы.
Павел Тищенко. Ты имеешь в виду, что страх – это какой-то одо-
машненный ужас?
Александр Тхостов. Да.
Павел Тищенко. Как если бы был поросёнок вместо вепря.
Павел Тищенко. Кстати говоря, сказка «Аленький цветочек» ис-
пользуется как терапевтический приём для оказания
помощи детям, страдающим онкологическими заболе-
ваниями и испытывающими страх перед лечением и
перед возможной смертью, поскольку они знают из их
личного опыта о смерти соседа по палате или ещё что-
то такое. И одной из форм адаптации к смерти служит
сказка «Аленький цветочек».
Александр Тхостов. Ну, и любая сказка, любое искусство, любое ка-
тарсическое переживание есть приручение ужаса. Я
как-то увидел, по-моему в Америке, издание книжки по
психоанализу сказки, а на обложке была иллюстрация
русской сказки, по-моему, «Гуси-лебеди», которая вы-
зывает даже у взрослого человека ужас. Там изобра-
жено, как на заборе висят черепа, но это на самом де-
ле ведь имело очень важный терапевтический смысл
– одомашнивание ужаса, с которым сталкивается че-
ловек всё время. Если не будет таких технологий, то
тогда мы можем прийти к довольно серьёзной патоло-
гии разного рода. Поэтому, религия, искусство, наука
тоже являются способом одомашнивания ужаса, кото-
рый испытывает человек. А что происходит, когда чело-
век оказывается перед миром непонятным, непознава-
емым? Он хочет его упорядочить, он хочет найти сред-
ство и способы совладания с ним. И за это отвечает
наука. В этом заключалась иллюзия науки в эпоху Про-
свещения.
Павел Тищенко. Сейчас есть такая концепция «общества рис-
ка», немецкого социолога Ульриха Бека, который счи-
тает, что современное постиндустриальное общество
перешло от основного мотива производства – произ-
водства богатства, к производству страха и борьбы со
страхом. То есть он говорит, что страх превращается в
своеобразную новую форму товара.
Александр Тхостов. В универсальную форму товара.
Павел Тищенко. Да, и эта потребность – защита от страха, она,
в отличие от удовлетворения голода, бесконечна.
Александр Тхостов. Голод тоже бесконечен. Ты поел, ужинать всё
равно тебе придётся.
Павел Тищенко. Кстати говоря, у него есть хорошее высказыва-
ние. Он говорит: «Современная кухня превращается
в токсикологическую лабораторию. Перед тем, как на-
чать готовить, мы начинаем считать наличие холесте-
рина, белков, соли, жиров, и все вместе балансиро-
вать.
И, кстати говоря, для него очень характерно как раз
то экологическое обстоятельство поворота от прогрес-
систского просвещенческого представления о том, что
наука есть спаситель и вся задача борьбы с ужасом, с
превращением, так сказать, его в одомашненную фор-
му страха, это покорение природы. Он показывает, что
экологический поворот формирует обратное чувство,
что наука и есть угроза. Что чем больше человек поко-
ряет природу, тем больше он начинает сам себе угро-
жать и возникает вот такое двунаправленное пережи-
вание страха. С одной стороны, мы, конечно же, боим-
ся природы, откуда на нас напирает и Ирак, и СПИД, и
всё прочее, и хотим её покорить.
Александр Тхостов. Мы хотим её превратить в сад, одомашнить.
Павел Тищенко. В том-то и дело, что возникает встречное дви-
жение, встречный страх того, что чем больше мы поко-
ряем, тем больше мы сами себе угрожаем.
Александр Тхостов. Здесь такая же двойная игра, как и с религией.
Наука же даёт и средства.
Павел Тищенко. Бек говорит, что наука участвует в производстве
этих страхов в тройной форме: она является источни-
ком страха, потому что производит технологии, кото-
рые что-то разрушают, чему-то угрожают; она являет-
ся единственным диагностом источников страха, пото-
му что она создаёт приборы, чтобы можно было изме-
рить холестерин, пестициды, нитраты и так далее; и
она является тем, кто создаёт технологию, производя-
щую средства защиты. То есть наука, как он считает,
является новым социальным агентом, который сам се-
бе создаёт и предмет, и средства, и формы.
Александр Гордон. Тоталитарная секта просто.
Павел Тищенко. Важно здесь то, что в классическую эпоху наука
могла предполагать, что риски, связанные с результа-
тами технологических действий, предсказуемы и кон-
тролируемы. Теперь же, фактически, мы приходим к
ситуации, например, в генной инженерии, что на пе-
редних планах развития биотехнологии риски практи-
чески непредсказуемы.
Александр Гордон. То есть, получается перекос в первую из функ-
ций наук, потому что они создают технологии, которые
нагоняют страх, но при этом не могут создать инстру-
ментарий, который бы мог их оценивать.
Павел Тищенко. Ну, на самом деле, всё то, что мы имеем сейчас
на переднем крае науки, это производство средств, ко-
торые предлагают только вероятностные решения.
Александр Тхостов. Человек, на самом деле, всегда плохо перено-
сит вероятностные решения.
Александр Гордон. Потому что они вызывают у него тревогу.
Александр Тхостов. Абсолютно. У человека в голове психологически
не помещается это, ему нужен чёткий план спасения
души.
Павел Тищенко. И не только спасения души, но и спасения кого
угодно.
Александр Тхостов. Никакой диалектики, только формальная логи-
ка. Вы мне скажите либо так, либо так, и что я должен
делать. А если вы не скажете, что я должен делать, то
вы вообще не учёный и что тут делаете?
Павел Тищенко. Сейчас активизировались инвестиции в проект
«Геном человека», это постоянные рассказы о том, что
вот, сейчас-сейчас мы всё откроем, как говорят амери-
канцы.
Александр Тхостов. Всё сейчас вам поправим и будет всё нормаль-
но.
Александр Гордон. А озоновые дыры, а глобальное потепление?
Александр Тхостов. Это такие универсальные страшилки, которые
периодически время от времени возникают, чтобы
журналистам было о чём писать. Потом, ведь это
огромные деньги. Вот, кстати, вспомните, совсем не-
давно была так называемая проблема милениума.
Этот страх культивировался фирмами, производящи-
ми компьютерное оборудование и программное обес-
печение. Они нас пугали, что всё рухнет и мы все ока-
жемся в каменном веке, а потом оказалось, что этот
страх был инспирирован самими компаниями, которые
на этом страхе сделали огромные деньги.
Александр Гордон. Не надо далеко за примером ходить. Если мы
прервёмся на рекламу, а это рано или поздно случит-
ся в этой программе, то вы увидите рекламу прокла-
док, в которой продают страх девушки, что в публич-
ном месте, в определённые дни изменение цвета оде-
жды может вызвать всеобщее внимание и чтобы этого
не произошло, надо купить прокладку. Или не дай Бог,
вы войдёте в компанию и у вас будет пахнуть изо рта,
чтобы этого не произошло, вы должны купить жвачку.
90 процентов всей рекламы построено именно на этом
принципе – напугать и защитить.
Павел Тищенко. Я бы ещё хотел сказать, что очень важно всё-
таки качество. Я немножко знаком с тем, как устрое-
на современная наука, связанная с геномикой в США.
Там, внутри самих институтов, создаются и созданы
мощные отделы паблик рилейшнс. Помимо центрифуг,
там есть большие отделы паблик релейшнс и плюс от-
делы патентования. Эта проблема патентования генов
совершенно странная вещь, как будто патентование
кислорода. Стволовые клетки открыли, запатентовали,
кислород открыли, запатентовали, – покупайте.
Александр Гордон. Я хочу смерть запатентовать.
Александр Тхостов. Она уже запатентована.
Павел Тищенко. Специфический момент. Сейчас всё, что было
на бытовом уровне, все эти страшилки, они технологи-
зируются и включаются в процесс.
Александр Гордон. А политтехнология? Вот грозящая война в Ира-
ке, это что такое? Это продажа страха от внешнего вра-
га, поскольку внутренний как бы не определён в Со-
единённых Штатах Америки.
Александр Тхостов. Мне кажется, что этот момент мы тоже не
должны недооценивать, так как устройство психики и
мышления нормального человека организовано таким
образом, что для него всё должно быть понятно. Чело-
век справляется с разлитым везде страхом путём на-
хождения врага, и тогда сразу становится понятно, что
нужно делать. Страх канализируется и одомашнивает-
ся таким образом.
Павел Тищенко. Но других-то путей к человеческому сердцу нет,
как же ты хочешь с людьми работать?
Александр Тхостов. Есть ещё любовь, но это более сложная вещь.
Александр Гордон. Любовь ближе к ужасу.
Александр Тхостов. Стоп, я объясню, что я думаю по этому поводу.
Я думаю, что поскольку страх, тревога, ужас – это аб-
солютно неспецифические и очень архаические вещи,
возникающие крайне рано, то мне кажется, что здесь
эксплуатируется ещё в значительной степени архаиче-
ские, детские события, самые ранние, которые остают-
ся очень долго. Вот есть много классификаций различ-
ных страхов. Как их можно классифицировать? По объ-
екту, который вызывает страх, например пауки, змеи,
жабы, высота, американцы, иранцы, чеченцы. Это всё
в значительной степени зависит от вкуса. Но оказа-
лось, что такой подход мало продуктивен. Есть, на мой
взгляд, довольно интересная классификация в совре-
менном психоанализе, где выделяется три базовых ти-
па страха не по содержанию, а по структуре. Самый
первый, самый архаический, возникающий, когда у че-
ловека ещё не сформирована граница, отделяющая
его от внешнего мира, когда ещё не понятно кто ты, где
ты заканчиваешься и где начинаешься. Это страх рас-
членения, уничтожения, исчезновения границ, который
очень архаичен.
Дальше, когда ребёнок растёт, он уже может суще-
ствовать как самостоятельное существо, но ещё в сим-
биозе с матерью и близкими. Вот тогда возникает страх
сепарации – не просто быть, а быть одному; и это тоже
страх, который будет эксплуатироваться самыми раз-
ными способами: сектами, религиями, партиями кем
угодно. Следующий момент, когда ребёнок уже может
существовать отдельно от матери и физически, и эмо-
ционально, и социально, возникает страх кастрации,
как его называют. Этот страх основан на стремлении
индивида претендовать на то же, на что и остальные.
Возникает желание не просто существовать одному, но
и выступать в роли самозаконодателя.
Павел Тищенко. Это страшно.
Александр Тхостов. Это страшно и это попытка завоевать авторитет.
Хочется сказать, что вы мне все не указ, я буду жить
сам, но многие люди, кстати, до этого не доходят.
Павел Тищенко. В экзистенциализме базисная установка связа-
на с тем, что человек осознаёт себя свободным абсо-
лютно и в этом заключается его личный страх.
Александр Тхостов. Вот в этот момент и начинается самое страш-
ное, потому что более страшной вещи, чем свобода,
для человека не существует. Почему сейчас и филосо-
фы, и психопатологи, и психологи очень много говорят
о том, что конец 20-го века и начало 21-го – это эпо-
ха тревоги и страха. Вот я сегодня взял американский
учебник по психопатологии и обнаружил, что пол-учеб-
ника это тревожные расстройства. Конечно, для аме-
риканцев это специфично, но я думаю, что не только
для них.
Александр Гордон. У них и ответ на это специфичный.
Александр Тхостов. Тем не менее, это некоторое отражение реаль-
ности. Почему мне кажется, что так происходит? Чело-
век, существовавший раньше в традиционном обще-
стве, жил в мире, в котором существовала система, в
которую человек был вписан и где он мог не думать ни
о сепарации, ни о получении истинной свободы. Он мог
не понимать собственной сингулярности и что, в кон-
це концов, ты умрёшь один и тебе никто не поможет:
ни семья, ни деньги. Вдруг он оказался в быстро ме-
няющемся мире, где способы адаптации, которые он
очень долго вырабатывал, приходят в негодность. То-
гда человек оказывается в ситуации, в которой у него
просто нет никакого устойчивого способа себя понять
в этом мире. Мир бесконечно меняется, нет опоры, нет
ничего, и в этом основание для страха. Но я хочу ска-
зать, что есть и вторая линия и она заключается в сле-
дующем. Если ты живёшь в крайне упорядоченном ми-
ре, где всё правильно, где у тебя есть место, возника-
ет страх исчезновения самого себя. Где я, но я не как
муравей и не как часть этой системы?
Павел Тищенко. Не как винтик пресловутый…
Александр Тхостов. Не как винтик это же тоже на самом деле страх.
Павел Тищенко. Это интеллигентские страхи.
Александр Тхостов. Нет, я думаю, что это не интеллигентские стра-
хи, потому что у каждого человека есть потребность
противопоставить себя. Так же как маленький ребёнок,
который говорит «я сам», «не делайте этого», «вы
мне мешаете»; это же не только от плохого характера.
Должно быть возражение извне, чтобы я ощутил себя.
Я начинаюсь в этом месте.
Павел Тищенко. Решение проблемы страха через капризы, че-
рез хулиганство.
Александр Тхостов. Когда нет нормального способа, тогда нужно
разбивать витрины и это даёт суррогатное ощущение
моего существования. Я видел, и для меня это было
удивительно, что в мире, во Франции, в Америке, где
живут очень обеспеченные люди, где всё очень рос-
кошно, бьют витрины, ломают шикарные машины. Я
понимаю, что там есть классовая ненависть, не буду
этого отрицать, но есть ещё, как мне кажется, вот эта
проблема сказать, что я есть, когда нет иного спосо-
ба заявить о своём существовании. Общество очень
хорошо структурировано, есть социальная защищён-
ность, которая нам не снится.
Павел Тищенко. То есть, ты боишься, что …
Александр Тхостов. Я не боюсь, это они боятся. У нас ещё нет такого
страха – ощутить себя. Я думаю, что наша жизнь всё
время ставит перед нами такие задачи, что ощутить,
что ты не существуешь, довольно сложно. А есть об-
щество, где это реальный страх, что моя жизнь прой-
дёт вот так, что я буду утром ходить на работу, прихо-
дить после этого и т.д. Так возникают эти бунтари без
причины и это то слово, которое я ненавижу на самом
деле.
Павел Тищенко. Почему?
Александр Тхостов. Потому что это психопаты.
Павел Тищенко. Это называется трансгрессия.
Александр Тхостов. Нет, я понимаю, что общество виновато, что все
виноваты…
Павел Тищенко. Нет, почему, оно не виновато, просто это мои
проблемы.
Александр Тхостов. А почему ты свои проблемы решаешь таким спо-
собом, это дешёвый способ.
Павел Тищенко. Это приятно.
Александр Тхостов. Неважно, это дешёвый способ, дать кому-ни-
будь в глаз и всё.
Павел Тищенко. Я понимаю этих людей.
Александр Тхостов. Надо действовать словом. Я думаю, что и там
есть ужас, а человек обречён колебаться, искать своё
место и не находить его. Это вечная ситуация пере-
вода ужаса в страх, и поэтому страх мы можем рас-
сматривать как некоторый двигатель прогресса. Поче-
му люди создали много вещей? От страха, а не от че-
ловеколюбия, во всяком случае, это более вероятно.
Павел Тищенко. И вообще, если зритель не будет бояться и не
будет проблемы страха, он смотреть передачу не бу-
дет.
Александр Тхостов. И нашу в том числе, но может быть он услышит
лекарство от страха.
Я вспомнил сейчас один пример технологии лекар-
ства от страха: дайте мне таблетку быстро, здесь и сей-
час, чтобы я, не предпринимая никакого усилия, всё
получил. Так нельзя.
Александр Гордон. Ну, в Америке поколение выросло на прозаке.
Александр Тхостов. И что, они стали счастливее или у них стало
меньше страхов? Нет, страх найдёт, где проявиться. Я
думаю, что эта ситуация ещё хуже, потому что мы, вме-
сто того чтобы научить человека ходить или быстро бе-
гать и справляться с нормальными страхами, являю-
щимися нормальной частью жизни и двигателями его
усилий, желаний, всего чего угодно, мы даём ему ко-
стыль, мы даём ему инвалидную коляску.
Павел Тищенко. Вся культура такая.
Александр Гордон. Вся история культуры на этом основана.
Александр Тхостов. Это и есть патологическая часть культуры, кото-
рая на самом деле сама же рождает инвалидов.
Павел Тищенко. Ну, это понятно.
Александр Гордон. Раз вы употребили такую форму, как нормаль-
ный страх, я бы хотел, чтобы вы описали, что такое
нормальный страх и что такое патологический страх и
в чём их различие?
Александр Тхостов. В чём различие? Имеется несколько определе-
ний. Вот самое простое, используемое мною в клини-
ке: если страх мобилизует, если он выполняет адаптив-
ные функции, если он заставляет сконцентрироваться,
если он заставляет учесть то, что вы бы не учли без
него, если он помогает вам выступить самым лучшим
образом, то это нормальный страх. Если он огражда-
ет вас от тех зон, которые заведомо могут быть для
вас предельны, тогда он нормальный. Если страх вас
парализует, если вместо того, чтобы мобилизовать, он
отнимает у вас эти силы, если этот страх настолько не-
разрешаем, что вы все время к нему возвращаетесь,
если нет адекватного инструмента, то это страх пато-
логический.
Есть несколько моделей, как и почему это проис-
ходит, но самое отчётливое проявление патологиче-
ских страхов мы находим в клинике. Огромная часть, я
думаю, наверное, третья часть всех психических рас-
стройств, связаны прежде всего со страхами.
Павел Тищенко. Но вот как ты считаешь, страх населения перед
психическим расстройством патологический или нор-
мальный? Есть такое слово – «стигматизация». Про-
стой пример: ребёнок заболел лейкозом, достаточно
хорошо идёт лечение, и он возвращается в школу, а в
это время школьный коллектив начинает боятся этого
ребёнка, и тогда родители и учителя заставляют этого
ребёнка уйти.
Александр Тхостов. Это патологический страх.
Павел Тищенко. Надо ли лечить общество от этого?
Александр Тхостов. Ну, то, что общество надо лечить, это несомнен-
но, только нет средства простого, общество невозмож-
но излечить. Я думаю, что это так должно выглядеть:
есть нормальный страх человека перед сумасшестви-
ем, перед инаковостью, который всегда был. Кто та-
кой сумасшедший? Во всех языках, это чужак, это ино-
планетянин, это то, что непонятно, что всегда вызыва-
ет страх, поэтому эти люди всегда, во все эпохи, сво-
ей странностью, непонятностью вызывали страх. А вот
страх, который возникает в обществе из-за стигмы, ко-
гда человеку поставили диагноз больного. Речь ведь
идёт не о том, что это странный человек и что он себя
неадекватно ведёт. Когда я работал в онкологическом
научном центре в начале моей психологической дея-
тельности, я столкнулся с одним случаем, потрясшим
меня. Мне рассказывал один больной, лечившийся у
нас когда-то от рака, нельзя сказать, что он выздоро-
вел, но тем не менее, что когда он приезжал в дерев-
ню, где он жил, а в деревне было два колодца, так вот
в том колодце, где он брал воду, больше воду никто
не брал. Вот вы себе представляете, как себя должен
чувствовать этот человек в родной деревне?
Александр Гордон. Я представляю.
Павел Тищенко. Кому это вредит? Что это за страх?
Александр Тхостов. Я думаю, что здесь мы имеем дело с такой есте-
ственной основой страха перед непонятным, перед
опасным, перед выходящим за рамки моего разумения
и понимания. Есть страх чисто социальный, который,
кстати, очень часто в культуре насаждается перед ино-
родцами, перед какими-то исламистами, но они же не
инопланетяне всё-таки. Я понимаю, что здесь есть про-
блема, никто этого не будет отрицать, но это же психоз.
Павел Тищенко. Вот сейчас популярная ходит страшилка, что
мы все мутанты. Я помню прекрасно ленту, которую
я видел в Америке, в своё время, о посещении прези-
дентом Рейганом детского онкологического центра. Он
приехал туда встречаться с детьми, и вот он стоит со
своей женой Нэнси и говорит, что вот, дети, видите, я
президент США и у меня рак, и у Нэнси тоже рак, и у
вас рак, так что ничего страшного; видите, я смог стать
президентом, и вы сможете. Это и есть один из спосо-
бов одомашнивания страха, то есть вот такая целена-
правленная работа.
Александр Тхостов. Это невозможно недооценить.
Павел Тищенко. Сейчас, когда была заявка на грант по стигма-
тизации, из Америки не пришёл запрос на проблему
стигматизации раковых больных, потому что они все
вошли в общество. А у нас люди не признаются в том,
что у них рак, они просто не могут.
Александр Тхостов. Да у нас инвалидов нет просто потому, что ули-
цы устроены таким образом, что по ним нельзя ездить.
Это, на самом деле, страх общества перед болезнью.
Я думаю, что это не столько техническая проблема,
сколько просто страх перед болезнью. Человек хочет
быть вечно молодым и здоровым, а если один из этих
параметров не выполняется, значит что-то не так.
Павел Тищенко. Эти пятиэтажные хрущобы…
Александр Тхостов. Где нельзя вынести гроб, просто потому, что это
не предусмотрено, они должны, видимо, там жить веч-
но.
Павел Тищенко. Или выбрасываться из окна, с точки зрения ар-
хитекторов, которые строили. Действительно, говорят,
что настоящий человек это тот, кто сам дойдёт до вер-
ха и спуститься.
Александр Тхостов. Вот эту непонятность и страх, который она вы-
зывает, естественный страх, я думаю, очень хорошо
можно продемонстрировать на отношении к смерти и к
покойникам. До определённого момента захоронения
в средневековом городе были в черте города, и никто
не боялся, так как это была необходимая часть жизни.
Павел Тищенко. Это прекратилось из-за проблем с гигиеной?
Александр Тхостов. Не думаю, что это была проблема гигиены. Я
думаю, что покойник не рассматривался как нечто, что
должно обязательно вас убить или напасть. Но уже на-
чиная с эпохи романтической, всё изменилось. Почему
покойников боятся на самом деле? Ведь они куда без-
опасней, чем живой человек, они вам ничего не сдела-
ют. Это совершенно точно.
Павел Тищенко. Может, вы ему чего-то сделаете?
Александр Тхостов. Я гарантирую, что ничего я ему не сделаю. Я ду-
маю, что такой фатальный страх появился с того мо-
мента, когда смерть стала отделяться. Почему стало
нельзя водить детей на кладбище и на похороны?
Павел Тищенко. Она стала переходить из рук священника к вра-
чу, в этот самый период, о котором ты говоришь.
Александр Тхостов. При священнике не было смерти, потому что бы-
ла вечная жизнь потом.
Павел Тищенко. Но при священнике больной умирал дома. А
потом появилось то, что называется медикализацией
смерти, это перенос самого акта умирания в больницу,
за ширму, чтобы изолировать от других больных.
Александр Тхостов. И тогда покойников начинают бояться. Прибли-
зительно с того же самого момента, хотя, наверное, ка-
кие-то архаические ритуалы остались.
Александр Гордон. У меня вопрос к вам обоим. Правильно ли я по-
нял, что идеология, то есть образ жизни страны, госу-
дарства, общества – это отобранная система страхов,
то, чего мы боимся?
Александр Тхостов. В том числе.
Александр Гордон. Ну, в основном, потому что вы в качестве аль-
тернативы назвали ещё любовь. Можно вспомнить 4-5
конституций на земле, где это слово присутствует, но
уж очень формализовано и так, что уже никто не по-
мнит, что есть какие-то другие отношения между людь-
ми, кроме страха и подозрения.
Как бы вы могли сейчас охарактеризовать этот за-
тянувшийся спор по поводу идеологии в современной
России? Что входит в нашу идеологию сегодня? Че-
го мы, Россия, в отличие от остального мира, боимся
больше или меньше? Какие у нас есть страхи, каких
нет, например, у бельгийцев или американцев?
Александр Тхостов. Как мне кажется, в первую очередь есть сле-
дующие моменты, что, во-первых, большинство насе-
ления родилось в другой стране. Я могу сказать, что
мы все эмигранты здесь и сейчас в этой стране, кото-
рая была куда более упорядочена, где были выстрое-
ны определённым образом отношения, жизнь. Это бы-
ло и опасно и страшно, потому что ты рождался, шёл
в школу, был инженером и заканчивал на 150 рублях.
Всё было очень понятно, но безопасно и можно было
не беспокоиться о многих вещах, например, если ты
заболел, тебе давали больничный, если ты умирал, те-
бе профком давал какие-то деньги. Это и был страх.
Бельгиец и американец не жили в таких условиях, в та-
кой степени стерильных.
Есть ещё один архетипический страх русского чело-
века. После того, как открылись границы, и когда воз-
никла глобализация, я увидел в людях какой-то скры-
тый страх перед растворением во всём остальном ми-
ре. Мир оказался настолько велик, что это позволи-
ло проявиться архаичному страху уничтожения, о ко-
тором мы говорили. То есть я оказался таким малень-
ким, а думал, что живу в большой стране, у которой
есть ракеты, которые можно запустить. А теперь выяс-
няется, что оказывается неясно, есть ракеты или нет.
Павел Тищенко. Я думаю, что самая большая проблема в том,
что наше население всё время переживает именно
глобальные страхи. Например, нас волнует вступле-
ние Прибалтики в НАТО или ещё что-то такое…
Александр Тхостов. Ну какое это имеет значение для человека?
Павел Тищенко. Вот я и говорю, что нормального американца в
нашей стране волновало бы, что происходит в здраво-
охранении. Вот меня, например, волнует, почему всё
наше общество, несмотря на то, что все люди болеют,
совершенно не интересуется, что происходит со здра-
воохранением?
Александр Тхостов. Кто-нибудь знает, есть ли у нас бесплатная ме-
дицина или нет?
Павел Тищенко. По разным оценкам, от 50 процентов до двух
третей, эта оплата идёт из кармана самого пациента.
То есть это то, что угрожает реально всем, притом аб-
солютно не востребовано в качестве реальной опасно-
сти. Никакая партия не высказалась по этой проблеме
публично.
Александр Гордон. Потому что мало предъявить страх, надо же ещё
предъявить средства его лечения.
Александр Тхостов. Мало того, ведь можно выпустить джина из бу-
тылки.
Павел Тищенко. Да, и поэтому мы, конечно, будем переживать
по поводу и рака, и по поводу Ирака.
Александр Тхостов. Вступила ли Эстония хоть куда…
Павел Тищенко. Какой ты щедрый.
Александр Тхостов. Я считаю, что у нас разрушается образование,
что у нас жуткая эпидемия наркомании и это нас, по-
чему-то, не волнует.
Павел Тищенко. Появляется министр здравоохранения и говорит
на таком языке, на котором говорили министры в Со-
ветском Союзе, по такой системе, которая была тогда,
а та система, которая есть, вызывает, скорее, ужас.
Александр Тхостов. Если раньше объектом была смерть, то теперь
болезнь. Что произойдёт, если ты заболеешь?

Обзор темы


Мишель Монтень писал о страхе: «…мне не известно, посредством каких пружин на нас воздействует страх; но как бы там ни было, это — страсть воистину поразительная, и врачи говорят, что нет другой, которая выбивала бы наш рассудок из положенной ему колеи в большей мере, чем эта. И впрямь, я наблюдал немало людей, становившихся невменяемыми под влиянием страха; впрочем, даже у наиболее уравновешенных страх, пока длится его приступ, может порождать ужасное ослепление. Я не говорю уже о людях невежественных и темных, которые видят со страху то своих вышедших из могил и завернутых в саваны предков, то оборотней, то домовых или еще каких чудищ. Но даже солдаты, которые, казалось бы, должны меньше других поддаваться страху, не раз принимали, ослепленные им, стадо овец за эскадрон закованных в броню всадников, камыши и тростник за латников и копейщиков, наших товарищей по оружию за врагов и крест белого цвета за красный».
Все мы испытываем страх. Страх, пожалуй, самая распространенная, и возможно самая естественная наша эмоция. Страх может быть полезен и даже созидателен, но порой становится опасным, ведет к распаду личности. Страх имеет множество оттенков и взаимосвязей с другими эмоциями, такими, как гнев, например, или влечение.
Знаменитый физиолог И. П. Павлов определял страх, как «проявление естественного рефлекса, пассивно-оборонительную реакцию с лёгким торможением коры больших полушарий». Страх основан на инстинкте самосохранения, имеет защитный характер и сопровождается определёнными изменениями высшей нервной деятельности, отражается на частоте пульса и дыхания, показателях артериального давления, выделении желудочного сока. В самом общем виде эмоция страха возникает в ответ на действие угрожающего стимула. При этом существует две угрозы, имеющие универсальный и одновременно фатальный в своём исходе характер. Это смерть и крах жизненных ценностей, противостоящие таким понятиям, как жизнь, здоровье, самоутверждение, личное и социальное благополучие.
В статье «Психология и физиология страха» Ю. В. Щербатых, А. Д. Ноздрачев определяют основные функции страха и описывают физиологические его проявления:
«При поверхностном взгляде страх несет малоприятное ощущение ? он вызывает огорчения, сковывает активность и даже может приводить к психосоматическим заболеваниям. Однако первоначально эта эмоция возникла в процессе эволюции как защита организма от всевозможных опасностей первобытной жизни. Позже, когда человек построил вокруг себя новую среду обитания (как техногенную, так и социальную), реакция страха во многих случаях перестала быть адекватной обстоятельствам. Согласно мнению антропологов, формирование Homo sapiens закончилось примерно 40?50 тыс. лет назад. Описывая предков человека, И. П. Павлов писал: „Их нервная деятельность выражалась в совершенно определенных деловых отношениях с внешней природой, с другими животными и всегда выражалась в работе мускульной системы. Им приходилось либо бежать от врага, либо бороться с ним“. Поэтому неудивительно, что в результате естественного отбора страх стал запускать в организме человека вполне определенные реакции, способствующие в первую очередь улучшению кровоснабжения мышц и мобилизации энергетических ресурсов организма.
С этой точки зрения становится понятной эволюционно закрепленная в наших реакциях положительная роль страха для организма. Во-первых, страх мобилизует силы человека для активной деятельности, что зачастую бывает необходимо в критической ситуации. Это происходит за счет выброса адреналина в кровь, что улучшает снабжение мышц кислородом и питательными веществами. Побледнение кожных покровов и холодок „под ложечкой“ при испуге относятся к эффектам адреналина: кровь, необходимая в минуту опасности мышцам, отливает от кожи и желудка Все остальные реакции, сопровождающие страх у человека и животных, также были изначально полезны: волосы, встававшие дыбом от ужаса на голове, должны были напугать потенциального врага, а так называемая медвежья болезнь уменьшала вес организма и сбивала с толку агрессора.
Во-вторых, страх помогает лучше запоминать опасные или неприятные события. Изучение воспоминаний раннего детства позволило психологу П.Блонскому утверждать, что особенно хорошо запоминается то, что вызывает страдание и страх, а боль и страдание чаще всего воспроизводятся именно как страх. Анализируя этот феномен, В. К. Вилюнас писал: „Нетрудно видеть целесообразность воспроизведения боли и страдания в виде страха. Страх в отношении предметов, доставивших боль, полезен тем, что побуждает в будущем к избеганию этих предметов; переживание же при этом на основе памяти еще и самой боли просто лишало бы активность избегания всякого смысла“. Н. К. Миллер в классических экспериментах показал, что животные не только достаточно быстро обучаются избегать ситуаций, вызывающих у них страх, но в подобных условиях могут воспроизводить комплекс сопутствующих ему вегетативных реакций. В его опытах крысы, находившиеся в белом отсеке, получали удары тока до тех пор, пока не обучались открывать дверь в соседний черный отсек. Через некоторое время, когда животных помещали в „белый“ отсек, они проявляли все признаки страха даже при отсутствии болевого раздражителя. С определенными оговорками можно предположить, что крысам „было страшно“ в белом отсеке; по крайней мере налицо были вегетативные признаки данной эмоции. Таким образом, страх — это своеобразное средство познания окружающей действительности, которое помогает индивиду избегать потенциально опасных ситуаций.
И наконец, третья функция страха. Когда информации недостаточно, чтобы принять всесторонне продуманное решение, страх диктует стратегию поведения. Как считает П. В. Симонов, эта эмоция развивается при недостатке сведений, необходимых для защиты индивида от угрозы со стороны биологической или социальной среды. Именно в этом случае целесообразно реагировать на расширенный круг сигналов, чья полезность еще не известна. На первый взгляд, такая реакция избыточна и неэкономна, но зато она предотвращает пропуск действительно важного сигнала, игнорирование которого может стоить жизни.
Что же происходит в организме человека, когда его охватывает страх? Прежде всего активируется симпатическая нервная система, мобилизующая энергетические ресурсы и перестраивающая деятельность всех систем органов, подготавливая их к физической деятельности. Активизация симпатической нервной системы приводит к учащенному сердцебиению („сердце уходит в пятки“), расширяет зрачки („у страха глаза велики“), тормозит активность пищеварительных желез („от страха во рту пересохло“) и т.д. Параллельно включается и эндокринная система, которая в опасных ситуациях выбрасывает в кровь адреналин, или „гормон кролика“ (в отличие от похожего на него норадреналина, называемого „гормоном льва“, который выделяется при гневе и ярости). Адреналин сужает сосуды кожи („лицо посерело от страха“) и в целом действует так же, как и симпатическая нервная система, во многом дублируя ее работу».
Все причины страха могут быть разделены на четыре категории: интенсивность; новизна; эволюционно-выработанные сигналы опасности; причины, возникающие в социальном воздействии.
Боль и громкий звук являются примерами слишком интенсивных стимулов, а незнакомые лица или предметы иногда вызывают страх из-за своей новизны. При этом недостаток стимуляции или отсутствия стимула в ожидаемом месте и во времени может рассматриваться как определённый вид нового стимула. Ситуации, угрожающие значительной части членов вида в течение длительного времени, являются эволюционно-выработанными сигналами опасности.
Известный исследователь психического развития в детском возрасте Джон Боулби выделил врожденные детерминанты страха, которые он называет «природными стимулами и их производными». Природными стимулами страха по Боулби являются: одиночество, незнакомость, внезапное приближение, внезапное изменение стимула, высота и боль. Стимулы страха включают: темноту, животных, незнакомые предметы и незнакомых людей. Как Боулби, так и другие авторы показали, что природные стимулы страха связаны с возрастом. Например, ряд исследователей показали, что страх перед незнакомыми людьми не может возникать в первые месяцы жизни потому, что у ребёнка ещё не развилась способность отличать знакомые лица от незнакомых.
Джон Боулби считал одиночество наиболее глубокой и важной причиной страха. Также, по мнению ученого, другие природные стимулы страха, например, незнакомость и внезапные изменения стимуляции пугают значительно сильнее, если они появляются на фоне одиночества.
Культурные детерминанты страха почти исключительно являются результатом научения. Так, даже негромкий сигнал воздушной тревоги может вызвать страх. Боулби считает, что многие культурные детерминанты страха могут при ближайшем рассмотрении оказаться связанными с природными детерминантами, замаскированными различными формами неправильного истолкования, рационализации или проекции. Боязнь воров, например, или приведений, может быть рационализацией страха темноты, страх перед попаданием молнии — рационализацией страха грома. Психиатр Вильям Рэчмен даёт описание процессов научения культурным детерминантам страха, в основе которого концепция травматического обусловливания (то есть, по мнению Рэчмена, событие или ситуация, которые вызывают боль, могут вызвать страх независимо от наличного ощущения боли).
Иногда страхи принимают болезненные формы — фобий. Каким образом естественная эмоция человека трансформируется в психическое заболевание? Определенного ответа на этот вопрос наука еще не дает. Согласно основной теории, призванной объяснить возникновение фобий и нездоровых проявлений страха, страхи — это перенесенные в детстве психические травмы, которые забылись, но остались в памяти на подсознательном уровне.
Сегодня большинство гипотез, касающихся механизмов возникновения фобий, можно свести к двум основным группам, одна из которых восходит к психоаналитической концепции Фрейда, а другая ? к условнорефлекторной теории Павлова. С точки зрения отечественных исследователей подавляющее большинство фобий формируется по механизму патологического закрепления условнорефлекторной связи. При этом навязчивые страхи возникают в результате наложения во времени индифферентных условных или безусловных раздражителей, вызывавших чувство страха. Например, страх, спровоцированный сердечно-сосудистыми нарушениями (сердцебиением, болью в области сердца, одышкой, холодным потом и др.), который возникает во время пребывания на площади, стадионе или другом открытом пространстве, в дальнейшем по механизму условного рефлекса может привести к агорафобии.
Согласно классической рефлекторной теории, условный стимул постепенно теряет способность вызывать реакцию, если не подкрепляется повторением безусловного стимула. Фобический синдром может длиться годами без явного внешнего подкрепления, что, однако, не противоречит условнорефлекторной теории. Дело в том, что скорость угасания условного рефлекса (как и быстрота его формирования) зависит от эмоционального фона, сопровождающего формирование временной связи. Так, условные рефлексы при болевом подкреплении угасают значительно медленнее, чем при пищевом. Поскольку в основе фобического синдрома, как правило, лежат базисные биологические инстинкты или социальные установки, обеспечивающие физическое или психологическое благополучие, угроза их реализации вызывает сильный страх, делающий такую временную связь весьма прочной.
Клиницисты, занимающиеся навязчивыми страхами, заметили, что со временем подобные связи генерализуются. Сначала страх возникает при непосредственном столкновении с психотравмирующей ситуацией, например при поездке в метро, где ранее у больного случился сердечный приступ, сопровождавшийся чувством сильного страха. На второй стадии страх появляется уже при ожидании встречи с психотравмирующей ситуацией. Впоследствии это чувство может возникать при одном только представлении о психотравмирующей ситуации. Нередко эти навязчивые представления доводят больных до состояния крайней аффективной напряженности с сильными вегетативными реакциями.
Содержание навязчивых страхов претерпевает значительные изменения по мере развития общества. Известный советский психиатр С. Н. Давиденков в свое время отмечал, что раньше чаще боялись сумасшествия, рака, собачьего бешенства, сифилиса, а затем стали появляться фобии артериальной гипертонии, инфаркта миокарда, лучевой болезни и лейкозов. Особенно эти изменения затрагивают группу социальных фобий. Так, сегодня характерен рост интереса ко всему необъяснимому и таинственному (колдовству, экстрасенсорике и т.п.), что, вероятно, связано с социально-экономическим кризисом в нашей стране и потерей веры в принципы и идеалы, которые прежде руководили обществом. В клинике стали чаще встречаться с боязнью экстрасенсов, колдунов, инопланетян и т.п. Катастрофический рост заболеваемости венерическими болезнями и СПИДом породил соответствующие фобии.
В плане возникновения страхов, в большом количестве случаев, «мы родом из детства». По мнению ученых, возрастные страхи отмечаются у эмоционально чувствительных детей как отображение особенностей их психического и личностного развития и возникают, как правило, под действием следующих факторов: наличие страхов у родителей; тревожность в отношениях с ребёнком; избыточное предохранение его от опасностей и изоляция от общения со сверстниками, большое количество запретов со стороны родителя того же пола или полное предоставление свободы ребёнку родителем другого пола, а так же многочисленные нереализуемые угрозы всех взрослых в семье; отсутствие возможности для ролевой идентификации с родителем того же пола, преимущественно у мальчиков; психические травмы типа испуга; постоянно испытываемые матерью нервно-психические перегрузки вследствие вынужденной или преднамеренной подмены семейных ролей (например, дети становятся более тревожными, если считают главной в семье мать, а не отца).
Существуют и другие гипотезы относительно механизмов действия и возникновения страха. Последнее десятилетие западные ученые активно ищут так называемый ген страха. В ряде многочисленных публикаций на эту тему, были сообщения о том, что такой ген выявлен американскими биологами на подопытных мышах (на самом деле, были выявлены изменения в хромосомах перепуганных электрическим током, ярким светом и сильным шумом животных, что не свидетельствует обязательно о том, что страхи могут таким образом наследоваться, в прямом смысле слова).
В то время как основная функция страха — защищать человека от опасности, иногда в своих проявлениях страх может быть опасен для жизни. Выражение «умереть от страха» не является на самом деле исключительно фигурой речи. В своей книге «Экзистенциальная психиатрия» Антон Кемпински пишет о страхе: «Сигнал опасности возбуждает установку „от“ окружающего мира, которая связывается, как уже упоминалось, с общей мобилизацией организма для бегства или борьбы, а субъективно выражается в переживаниях страха и ненависти». Не вдаваясь в обсуждение сложной и пока еще только частично изученной физиологии этой основной установки, можно сказать, что у высших животных и у человека мобилизация организма осуществляется, главным образом, через сильную разрядку в вегетативно-гормональной системе. Эта разрядка иногда может быть столь сильной, что сама по себе приводит к смерти. Выражение, что кто-то «умер от страха» не является только фигуральным. Смерть без явной органической причины известна клиницистам и патологоанатомам. У так называемых примитивных народов встречаются случаи смерти, вызванные нарушением табу или проклятием колдуна; это — «смерть Вуду», описанная, например, выдающимся физиологом Кэнноном. Из его концепции о роли вегетативной системы в эмоциональной сфере родилась позднее теория стресса Селье. Острая кататоническая шизофрения может окончиться смертью, одной из причин которой, вероятнее всего, является страх.
Минуя редкие случаи, в которых само приготовление к борьбе за жизнь — биологическая «холодная война» с окружающим миром — кончается смертью, можно принять, что разнообразные физиологические реакции, сообща вызывающие общую мобилизацию организма, имеют целевой характер. Эта целенаправленность зависит, однако, от того, в какой степени антиципация будущего является правильной, окажется ли мобилизация необходимой или избыточной. Она необходима тогда, когда после нее следует требующая крайнего напряжения сил борьба за жизнь; избыточна тогда, когда после нее ничего не происходит и вся мобилизация оказывается неэкономичным выделением энергии.
У студентов, ожидающих трудного экзамена, работа сердца сравнима по интенсивности с его работой при высокогорном восхождении. Так стесняющее в товарищеских контактах потение ладоней облегчает захват противника в яростной борьбе. Позывы к мочеиспусканию и дефекации физиологически целесообразны, так как легче убегать или бороться с пустым мочевым пузырем и кишечником, но вызывают хлопоты, если столкновение с окружением принимает иные формы. Увеличение свертываемости крови противодействует кровотечению, которое в жестокой борьбе неизбежно, но если до такой борьбы дело не доходит, оно может привести к инфаркту. Подобных примеров можно найти значительно больше.
Навязчивые страхи, фобии, угрожающие здоровью и даже жизни человека, лечат, как правило, посредством комбинированного подхода, включающего в себя как фармакологическое воздействие, так и психотерапию. В последние десятилетия на Западе пытаются лечить страхи методом нейролингвистического программирования (НЛП). Интересно, что в своей статье Ю.Щербатых и А.Ноздрачев отмечают, что столь популярный метод НЛП, на самом деле не является открытием аменрикацев. «Основатели этого метода Д.Гриндер и Р.Бэндер, определившие его как совершенно новую психотехнологию, многие свои приемы взяли из арсенала И. П. Павлова, „позабыв“ сослаться на первоисточник. Например, для придания смелости специалисты НЛП просят больного как можно подробнее вспомнить любую ситуацию из жизни, когда он был храбрым. Затем предъявляют ему определенный сигнал („якорь“ ? в терминологии НЛП), который „связывается“ с состоянием смелости. Теперь, если пациента будет охватывать страх, ему достаточно воспроизвести тот самый „якорь“, который по механизму ассоциации вызывает состояние смелости, и страх уменьшится или исчезнет вовсе. Любой воспитанник русской физиологической школы легко узнает в этой процедуре методику выработки условного рефлекса, причем подскажет, что условный раздражитель нужно предъявлять не „на пике эмоционального переживания“, как советуют американцы, а за некоторое время до него, ибо в противном случае условный раздражитель теряет свое сигнальное значение, а образующаяся временная связь становится менее прочной.»
Отметим, что одним из проявлений страха Кемпински называет ненависть. Являются ли агрессия, гнев, жестокость проявлениями страха? Такой точки зрения придерживается большинство психиатров и психологов, которые часто ищут причины необоснованного гнева в скрытых или явных страхах, испытываемых человеком. Вспоминается отрывок из «Дьявола и синьорины Прим» Пауло Коэльо, когда главная героиня обрадовалась гневу своего противника, поскольку он «начал терять самообладание, чего не случается с теми, кто по настоящему опасен». Будучи одной из самых сильных человеческих эмоций, страх по принципу маятника может реализовываться в сильные позитивные эмоции, следуя Антону Кемпински в установку «к» окружающему миру, например, во влечение к другому человеку. Здесь также можно вспомнить массу примеров из литературы и кино, о внезапно возникающей в экстремальных ситуациях страсти. Наверное, дело не только в эффекте психологического маятника, но также и в инстинкте сохранения рода, испытывая опасность, человек спешит продолжить себя. То есть, можно умереть от любви и можно полюбить перед лицом смерти.
Животные тоже испытывают страх, это следует даже из анализа двигательных реакций. Что отличает страхи животного и человека? Помимо страхов биологических человеку свойственны, следуя классификации Антона Кемпински социальные, моральные и дезинтеграционные. Ситуации, вызывающие установку страха, можно поделить на четыре группы: связанные с непосредственной угрозой жизни, с социальной угрозой, с невозможностью осуществления собственного выбора активности и с нарушением существующей структуры взаимодействия с окружающим миром. Следовательно, в зависимости от генезиса можно говорить о страхе биологическом, социальном, моральном и дезинтеграционном. Само протекание реакций страха обычно не позволяет нам различать, с каким видом страха мы имеем дело. Это возможно лишь при подробном анализе ситуации, вызывающей установку страха. Например, в неврозах часто встречаются приступы сильного страха смерти, который вовсе не является биологическим страхом, так как смерть больному не грозит и, наоборот, на начальной стадии онкологического заболевания нередко выступают симптомы невротического беспокойства с тематикой, позволяющей предполагать социальный или моральный страх, а фактически за ними стоит биологический страх.
Сознание собственной смертности, а следовательно страх перед смертью, также отличительная черта психики человека. Более того, по мнению многих философов именно осознание своей смертности и делает человека человеком. Философ М. Хайдеггер писал: «Смерть вызывает страх, потому что затрагивает самую суть нашего бытия. Но благодаря этому происходит глубинное осознавание себя. Смерть делает нас личностями».
И. И. Мечников в своей работе «Биология и медицина» отмечал, что страх смерти ? один из главных признаков, отличающих человека от животных. «Все животные инстинктивно избегают смерти, но не осознают этого. Ребенок, избегающий ее подобным образом, также не имеет никакого представления о неизбежности смерти. Сознание этого приобретается только позднее, благодаря необыкновенному умственному развитию человека». Мечников утверждал, что во все времена страх смерти «составлял одну из величайших забот человека», и осознание неизбежности своего конца не дает в полной мере наслаждаться жизнью многим людям. Решение проблемы он искал в науке, которая могла бы, с одной стороны, удлинить срок жизни человека, а с другой ? помочь ему осознать естественность и закономерность умирания, тогда этот процесс перестает вызывать ужас и отчаяние. В конце своей жизни он создал учение об ортобиозе ? такой жизни человека, когда на смену активной деятельности приходит спокойная старость, страх смерти исчезает, уступая место чувству пресыщения жизнью и желанию смерти.
В своей статье «Психология страха смерти» Сергей Белорусов пишет «С полной определенностью мы можем знать только одно ? все мы когда-нибудь умрем. Завтра или через несколько десятков лет, но это обязательно произойдет. И здесь наблюдается парадоксальность нашего восприятия мира. Страх рождается от неизвестности. Нам ничего неизвестно о нашей судьбе, кроме достоверного факта конца нашего земного существования. И эта абсолютная неизбежность вызывает в нас сильнейшее чувство тревоги, настолько сильное, что мы не можем его вынести. Мы предпочитаем неведение. Как можно ощущать себя, зная, что рано или поздно тебя не будет? Как жить, творить и действовать в мире, зная, что все закончится для тебя? Как общаться с людьми, зная, что каждый из них раньше или позже будет закопан в землю? Человек остается со смертью один на один. Несмотря на все научные объяснения, смерть остается непостижимой. Внезапно предстающая жуткая картина собственной смерти со всей ее неизбежностью вызывает шок. В самой глубине личности открывается незаживающая язва. В первую очередь страх относится к собственной смерти».
Белорусов пишет — «страх рождается от неизвестности». В самом деле, именно неизвестность является самым мощным запускающим механизмом для человеческих страхов. Осмысливая феномен тревоги, мыслитель С. Кьеркегор приходил к выводу, что тревога начинается с момента ощущения себя человеческой личностью ? «у зверей и ангелов тревоги нет». В основе состояния тревоги, по мнению ученых лежит эффект антиципации, то есть ожидания того, что должно произойти. Только человек может бояться того, что еще не происходит и никогда не происходило с ним, причем бояться в большей степени, чем в момент, когда «худшие опасения» начинают сбываться.
Страх неизвестности и страх смерти являются, по мнению многих историков и искусствоведов, важнейшими движущими силами художественного творчества, искусства. Интересно, что самыми часто применяемыми методами лечения неврозов, возникающих на почве страхов, у детей является метод последовательной десенсибилизации и метод «рисования страхов». Суть первого состоит в том, что ребёнка помещают в ситуации, связанные с областью, вызывающей у него тревогу и страх, начиная с тех, которые могут лишь немного его волновать, и кончая теми, которые вызывают сильную тревогу, возможно, даже испуг, причём все «пугающие» моменты должны быть доведены до крайней степени с помощью игры-драматизации (например, «в очень страшную, страшилищную школу» и т.д.). Являются ли театр, кино, опера, балет — «десенсибилизацией» для взрослых? Рисование страхов детьми, по мнению психологов, не приводит к его усилению, а наоборот, снижает напряжение от тревожного ожидания его реакции. В рисунках страх уже во многом реализован как нечто уже происшедшее, фактически случившееся; остаётся меньше недоказанного, неясного, неопределённого.
Испанский философ Xосе Ортега-и-Гассет полагает, что вся человеческая культура и искусство возникли для преодоления страха смерти. И доказательств справедливости этих слов множество (достаточно вспомнить деревянную скульптуру африканских племен). Конечно, на современном этапе своего развития, человечество преодолевает в искусстве не только страх смерти, но и множество других своих тревог, моральных, социальных. И в изобразительном искусстве и в литературе и в других видах художественного творчества, человек стремится дать «сердцу высказать себя», иными словами избавиться от своих переживаний, связанных со страхами неизвестности, смерти, одиночества, реализовав их в своих произведениях.

Библиография


Василюк Ф. Е. Психология переживания. М., 1984
Вилюнас В. К. Психологические механизмы мотивации человека. М., 1990
Изард К. Эмоции человека. М., 1980
Кемпински А. Экзистенциальная психиатрия. М., 1998
Кузнецова В. В., Щелоков О. Л. Причины страха смерти и ассиметрия времени//Фигуры Танатоса: Альманах. СПб., 1995. №5
Мордовцева Т. В. Идея смерти в культурфилософской ретроспективе. Таганрог, 2001
Ноздрачев А. Д. Физиология вегетативной нервной системы. Л., 1983
Ольшанский Д. А. Психология террора. Екатеринбург, 2002
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. М, 1957
Щербатых Ю. В., Ивлева Е. И. Психофизиологические и клинические аспекты страха, тревоги и фобий. Воронеж, 1998
Щербатых Ю. В. Психология страха. М., 1999 Тема № 231

---
Вас интересует общая психология, детская психология, возрастная психология, дифференциальная и др. разновидности психологии? Тогда читайте сайт http://psixologiya.org/, где вы найдёте много статей по соответствующим темам.

  • ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА:
  • РЕДАКЦИЯ РЕКОМЕНДУЕТ:
  • ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ:
    Имя
    Сообщение
    Введите текст с картинки:

Интеллект-видео. 2010.
RSS
X